Но самая махровая петрушка начиналась, если кто-то из сочувствующих поддерживал позицию одного из родителей! Мы-то с Дэном давно просекли, что так лучше не делать. А вот друзья семьи разобрались не сразу. Вот, бывало, посреди застолья возьмут и встанут на чью-то сторону. Например, папин друг начнет маму поддерживать или мамина подруга – папу. Вот тогда папа и мама сию же минуту находили общий язык и ополчались против обидчика! Папа сразу признавал богемную атмосферу творческого беспорядка уютной, а мама – вкусовые качества наваристого борща традиционными. И защитник одной из позиций тут же оставался в дураках. Мама с папой начинали ворковать как голубки и неодобрительно поглядывать на гостя – мол, как можно было так заблуждаться?

Да, папа с мамой у нас очень разные. Только вот любят друг друга крепко – это надо признать. Папа работает как вол. Но в выходные дни всегда с нами на теннисный корт выбирается или на лыжах покататься. А мама, наоборот, целыми сутками дома. Даже в выходные, когда мы на корте или в парке – она драит квартиру. Мама у нас художник, как иронизирует папа – «творческая интеллигенция». Ее картинами увешан весь дом. Они у нее смешные, мне нравятся. А так – мама иллюстрирует детские книжки. Когда надо сдать работу – не вылезает из мастерской днями и ночами. Тогда мы даже готовим сами и убираемся сами. И папа временно перестает ругаться по поводу «творческого беспорядка» в доме.

Так что у нас обычная, немного сумасшедшая семья. И на самом деле мы любим друг друга до чертиков. Хотя кто-нибудь посторонний может подумать иначе. Но это именно что посторонний, а посторонних у нас дома практически не бывает. Одно время захаживал папин сослуживец с женой. И так они однажды разнервничались после очередного родительского скандала, что тихонько ушли, взявшись за руки, и шепотом осуждали родителей – как это неприлично! А через несколько месяцев папин стыдливый сослуживец ушел от своей примерной жены к любовнице, от которой у него была шестилетняя дочь. С тех пор я совсем перестала переживать по поводу наших семейных передряг.

Теперь я беззастенчиво могу кусать Дениса за руку и целиться пяткой ему под коленку. Но все это я делаю любя – честно-честно! И он на меня почти не обижается. А я позволяю ему щелкать меня по носу. В любой семье должны быть компромиссы.

И, видимо, наш сегодняшний компромисс сводился к тому, что я могла дружить с Жанной Караваевой, а Денис между тем начнет ухаживать за Риткой Зябликовой. И придется с этим как-то жить…

Пока я размышляла над всем этим – папа с мамой помирились, и мы дружно отправились ужинать. Выдохшиеся родители возлежали на стульях, как шейные платки. И моя стрижка их больше не интересовала. А мы с Денисом вовсю размышляли над завтрашним днем. То ли еще будет… Ой-ой-ой!..

* * *

По пути в школу прямо возле подъезда я с удивлением обнаружила застывшую столбом Жанну. Видимо, она давно ждала моего появления. Дэн сразу припустил побыстрее вперед, кинув через плечо:

– Красавицы, ну я поскакал. Чао!

Я усмехнулась, понимающе кивнув спине братца, а Жанна с недоумением изрекла:

– Он назвал меня красавицей?

– Не обращай внимания, – машинально отмазала Дэна я. – Он так ко всем девушкам обращается.

– У-у-у, – протянула Жанна. – Типа культурный?

– Типа того.

Подходя к классу, я сразу увидела Риту Зябликову. Сегодня она заколола свою гриву множеством ярких заколок, и надо признать, даже эта безвкусица ей очень шла. Рядом с ней ошивался какой-то парень, вчера я его не заметила, а сегодня так и прилипла взглядом. Кажется, ничего особенного в нем не было – парень как парень. Смуглый, высокий, плечистый. Но голос у него был не такой, как у других мальчишек, – низкий, бархатный. Будто бы этот плечистый громила был лет на пять старше своих одноклассников. Я так и застыла, заслушавшись, а потом уже до меня дошел смысл его слов.

– Не обращай внимания, Ритуль, – обволакивал он своим тенором. – Ну не повезло с новенькой, что с того. Какое тебе до нее дело? Их с Караваевой место – последняя парта…

И тут мне почему-то захотелось плакать. Как будто я вошла в море и обожгла ногу о медузу.

– К-кто это? – хрипло кашлянула я.

– Это? Тимур Юсупов, – Жанна кинула в сторону смуглого тенора безразличный взгляд. – Увивается за Зябликовой, как хвост за собакой. Они с седьмого класса типа встречаются. Плюнь на них и разотри – задаваки!

Я не успела толком оценить степень ожога от «медузы», как прозвенел звонок. На уроке Ритка сама вызвалась к доске и что-то с блеском вещала классу. Я видела, с каким обожанием Тимур ловит каждое ее слово. И мне почему-то становилось тяжело дышать, будто легкие напрочь заполнены и вдыхать воздух просто некуда.

– Вот заливает, – уже привычно пнула меня в бок Жанна, кивая на Зябликову.

– И не говори, – неожиданно громко пропищала я.

– Лисицына, есть что дополнить? – на меня грозно воззрился историк.

После чего я произнесла несколько гласных звуков и ни одного согласного. По классу понесся смешок, а Тимур даже не посмотрел в мою сторону – чему, честно говоря, я была рада.

И тут в класс неожиданно заглянула голова Дениса.

– Можно на минуту Алису Лисицыну? – серьезно спросил он.

Денису отказать было сложно. Историк позволительно махнул мне рукой – мол, выметайся. Я вышла в коридор.

– Точно! Моя красавица в твоем классе учится! – добил меня братец. – У доски стоит – хоть картины с нее пиши!

– А что звал-то? – нервно спросила я.

– Так это, навожу мосты, – подмигнул Дэн. – У нас «окно» – биологичка заболела. Дай, думаю, загляну к сестрице, у нее ли в классе моя рыжая бестия? А какой у вас сегодня последний урок?

– Пятый. Черчение.

– Так я там нарисуюсь!

– Вот дурак! – Я вернулась в класс.

– Извините, – ангельская физиономия Дэна кивнула учителю или все еще стоявшей у доски Зябликовой.

Ритка запнулась и сбилась с мысли. Но ей на помощь тут же пришел Тимур, попросившись отвечать дальше. Я села на место. Жанна мечтательно уставилась на дверь, грызя свою многострадальную ручку.

– Культурный, – выдохнула она.

На перемене Зябликова и Юсупов будто нарочно встали рядом со мной и начали громко разговаривать. Точнее, это Ритка трубила вовсю, а Тимур все больше многозначительно поддакивал. Вокруг этой колоритной парочки выросла целая свита – несколько парней и девчонок. Подруга Зябликовой, та, что сидела с ней за одной партой и вечно кивала, как болванчик, и сейчас стояла рядом. Когда Ритке становилось мало поддакиваний Тимура, она обращалась к ней: «Правда, Тань? Скажи, Тань…» А эта Таня даже не успевала рот раскрыть, лишь глазами давая понять, что все слова Зябликовой – истина в первой и единственной инстанции. Видимо, Ритка пожертвовала подруге несколько своих заколок, и они смотрелись на Танькиных тонких волосах как прищепки.