Современные происходящему и очень подробные – но, очевидно, и весьма пристрастные – описания событий мы находим в письмах и речах Цицерона (вплоть до его убийства, совершенного по приказу Августа, Антония и Лепида в 43 г. до н. э.). Переписка оратора тем более интересна, что в нее включены послания ему других людей, она донесла до нас необоснованные зачастую слухи, которые ходили в то страшное время и, принимаемые за истину, могли оказывать влияние на действия тех или иных лиц. К несчастью, мы располагаем лишь некоторыми сочинениями Цицерона, и мы знаем о других, включая переписку оратора с Августом, которая была доступна античным писателям, но до нашего времени, увы, не дошла.

Автобиография самого Августа охватывает период до 25 г. до н. э., однако и она утрачена, хотя кое‑какие данные из нее сохранены в кратком жизнеописании принцепса, составленном его современником Николаем Дамасским. В нашем распоряжении есть «Деяния божественного Августа» – текст, подготовленный в последние годы его жизни и выбитый при входе в мавзолей императора (и скопированный в других местах) после его смерти. Это преимущественно перечисление успехов и почестей, т. е. нам сообщается то, что он хотел бы видеть в качестве официальной версии своего правления. Более полную и носящую куда более личностный характер биографию написал Светоний в конце I и начале II в. н. э. Поскольку она основана на различных источниках, часть которых глубоко враждебна Августу и восходит по большей части к пропаганде эпохи гражданских войн 44–30 гг. до н. э., то в ней сообщаются обильные и многообразные сведения. Особенно интересны выдержки из частных писем членов его семьи, некоторые из них используются в биографиях Тиберия и Клавдия. Огорчает, однако, отсутствие каких‑либо точных датировок или иных привязок применительно ко многим упоминающимся там событиям.

В других источниках содержатся лишь обрывки нужного нам материала. Кое‑что есть в биографиях Брута, Цицерона и Марка Антония, принадлежащих перу Плутарха, а также в других трудах этого автора, писавшего примерно в то же время, что Светоний и Аппиан. Тацит был современником и римским сенатором, но он не писал о времени Августа в своих исторических трудах, и сведения о нем встречаются у него лишь фрагментарно. Некоторые интересные подробности сообщают Сенеки, старший и младший, которые творили несколько раньше, в I в. н. э. Писатель Макробий, живший намного позже, в начале V в. н. э., но основывавшийся на источниках куда более раннего времени, составил подборку анекдотов, в которых упоминался Август. Имея дело с подобными сочинениями, мы не можем знать, на какие источники опирались их авторы, что делает невозможной их верификацию. Однако, возможно, самое важное то, что существует так много анекдотов об Августе, откуда мы узнаем, что люди думали о нем и каким он, в свою очередь, хотел выглядеть в их глазах.[10]

Надписи, вырезанные на камнях или на монетах в виде лозунгов, являют собой заранее продуманные послания той эпохи, так же как изображения и скульптуры. Многие из них обладают немалым преимуществом в силу того, что они относятся непосредственно к этому времени, особенно если ясна их датировка, и могут таким образом как отражать приоритеты текущего момента, так и быть нацелены на дальнюю перспективу.

При раскопках зданий и других построек также могут обнаружиться смены приоритетов, однако здесь требуется бо́льшая осторожность, поскольку находки, обнаруженные при раскопках, нуждаются в особенно тщательном осмыслении и редко достаточно полны или настолько понятны, чтобы их интерпретация не вызывала сомнений. Контекст подразумевает немалое количество таких материальных свидетельств, однако объяснить их, как правило, отнюдь не так легко, как нам хотелось бы, и в прежнее время раскопки проводились с меньшей осторожностью и тщательностью, нежели это стало делаться позднее. Легче избежать субъективизма, когда мы имеем дело с произведениями искусства и памятниками архитектуры, и добиться того, чтобы не видеть слишком много или слишком мало во второстепенных деталях. Долго ли римляне раздумывали над изображениями и надписями на монетах, которыми они пользовались? Однако постоянно продолжается работа по увеличению числа материальных свидетельств об эпохе Августа (чего не скажешь о литературных источниках), и это способствует намного лучшему пониманию его мира.

Понять Августа непросто, и необходима осторожность при работе с каждым видом источников. Очень важно также учитывать пределы их возможностей. Есть вещи, которых мы просто не можем знать и, вероятно, не узнаем никогда. Гораздо больше существует того, в отношении чего мы можем лишь строить догадки, и опять‑таки мы должны помнить о той основе, на которой наши догадки строятся. Нам не следует настаивать на истинности своих утверждений там, где возможно все. Абсолютная истина зыбка, возможно, недостижима вообще, однако это не означает, что мы не должны пытаться приблизиться к ней по мере наших сил. Мы можем сказать об Августе многое, и мы можем привлекать всевозможные свидетельства, коль скоро стремимся понять человека и его мир.

I «Отец отечества»

В день его рождения, когда в сенате шли речи о заговоре Катилины, Октавий из‑за родов жены явился с опозданием; и тогда, как всем известно, Публий Нигидий, узнав о причине задержки и спросив о часе рождения, объявил, что родился повелитель всего земного круга.

Светоний. Божественный Август. 94.5

В 63 г. до н. э. Рим был одним из самых крупных городов известного тогда мира. Его население насчитывало как минимум три четверти миллиона человек и выросло до более чем миллиона к концу столетия. Большинство его обитателей проживало в убогих перенаселенных сдававшихся внаем домах, или инсулах (insulae, досл. «острова»), легко горевших и отличавшихся антисанитарными условиями. В местах, где находилось так много народу, ежедневно множество людей рождалось и умирало. Поэтому ничего особенно примечательного не было в том, что у женщины по имени Атия начались родовые схватки и перед рассветом 23 сентября она родила своему супругу сына.

Атия оказалась счастливее многих матерей, поскольку принадлежала к аристократии, а ее муж Гай Октавий являлся сенатором и мог обеспечить отменный по тем временам уход, владея комфортабельным домом на восточном склоне Палатинского холма. Когда настало время разрешиться от бремени, рядом были женщины из ее семьи, рабыни, вольноотпущенницы из домашней прислуги, а также опытная повивальная бабка. Обычай не допускал присутствия мужчин в помещении, где происходили роды, и мужчина‑врач допускался лишь в случае серьезных осложнений, хотя, в сущности, он мало что мог сделать при таких обстоятельствах. Атия знала, что ее ждет, ибо несколько лет назад уже подарила своему супругу дочь.