Он долго не мог понять, чего ему больше не хотелось иметь в ранний предрассветный час в собственной квартире: воров или недоброго беспокойного духа, описанного Бурковым. Он размышлял над этой мучительной дилеммой, сжимая свое деревянное оружие, мучаясь сухостью во рту и головной болью. Потом прислушался, и до него донеслось следующее:

– Гнусно здесь, – произнес хриплый мужской голос. – И водка нехорошая. Теплая, вонючая… – хриплый голос сменился бульканьем.

– А ты бы жрал ее поменьше. Каспер, у тебя с головою становится плохо, – ответил красивый и томный женский голос. – Нам надо думать. Пока нет никакого решения. На Валенкира не надейся. Сейчас он не поможет.

– Чего думать? Выбираться надо отсюда. Одежду подходящую найдем, через балкон и там будем думать, – хриплый голос затих, снова что-то булькнуло.

– С этим как поступим? – спросил томный голос.

Здесь Артем вспотевшей кожей прочувствовал, что дело касалось лично его.

– Как поступим? Вжик! – хриплый голос перешел в хриплый смех.

– Дурак! Пьянь некультурная, – заключил красивый женский голос.

От последних слов Семину стало немножко легче, ровно настолько, чтобы шевельнуть парализованной страхом рукой. Он дотянулся до телефона, снял трубку – не смог ее удержать. С преступным стуком она рухнула на пол.

– Валим отсюда. Кажется, проснулся этот голый козел, – сказал хриплый голос.

Тут же послышалось бульканье, шипящий звук и все стихло.

«Мама дорогая! Спаси и сохрани душу мою вместе с потрохами! – мысленно и страстно прочитал молитву Семин».

Он лежал неподвижно, почти не дыша около часа, пока черное небо за окном основательно не побледнело. Приближался рассвет. Постукивая и дребезжа, проехал первый трамвай. Тихо рыча, прокатил по улице автомобиль. Больше в квартире не слышалось никаких посторонних звуков.

Кое-как Артем заставил себя встать и тихо прокрасться на кухню. Там не было никого. Дверь на балкон оставалась приоткрыта, занавеску покачивал легкий ветерок. И все вроде оставалось по-прежнему. Только кто-то начисто вылизал из тарелки остатки кетчупа. Артем открыл холодильник. Худшие опасения подтвердились: с нижней полки исчезла бутылка водки.

– Вот же сволочи! – вслух выругался он, повернулся, оглядывая заваленную посудой мойку, тумбочку и плиту. Вдруг увидел, что на фотообоях, ровно там, где дорога близко подходила к лесному озеру, появились темные знаки, выведенные не то углем, не то карандашом. Вспомнил, что очень похожие знаки имелись в доме Марии Викторовны на месте исчезнувшего зеркала. Это воспоминание пробудило в нем лишь растерянность и сумасшедшее желание закурить.

На работу Артем пришел совсем разбитый. Он даже не попросил у Лизоньки кофе. Тяжело опустился в кресло и развернул свежие газеты. На этот раз в сводке местных новостей не было ни слова о зеркалах, только этим Семин не успокоился. Он знал, точно знал, что странные события происходят не только в его квартире – барабашит весь город. Какая-то тайная, явно небожественная сила ворует зеркала, рисует углем на стенах непонятные знаки, пьет чужую водку и похищает из холодильников съестные припасы. Поделиться своими страхами с Бурковым Артем не успел, поскольку Сашка опоздал на работу, а уже в 8.20 его, Семина, вызвал к себе шеф, требуя отчет по вчерашней работе с адресами.

– Ну, выкладывай, Семин, не тяни резину, – сказал Роберт Станиславович, поглядывая на него поверх очков.

– Были мы вчера по трем адресам. На Ромашку долго добирались – знаете же, у Сашки машина поломалась, – начал Артем. – Но везде успели, Станиславович. Говоров нам отказал. Нехороший дед, агрессивный, совсем повернутый на страхе перед посредниками. Ничего ему втолковать не удалось. По двум другим адресам дела обстоят гораздо лучше, – здесь Семин сделал паузу, и рука его потянулась к бутылке с минералкой.

– Попей водички, – шеф подвинул ему бокал.

– Лучше, Станиславович, – Артем отхлебнул глоток колючей жидкости и продолжил. – В малосемейке цену сбили с пятнадцати тысяч зеленых до тринадцати. Замечу, благодаря нашему обаянию и исключительному умению убеждать. Сегодня можно подписывать договор. И по Первомайской все очень неплохо. Старуха уперлась в девятьсот пятьдесят тысяч, но домовладение этого стоит – покупателя быстро найдем. Только… – Семин поднял глаза к потолку, и тут ему почудились заковыристые черные буковки.

– Что «только»?

– У нее знаки на стене. Охренеть… – Артем вдруг замолчал и уставился на шефа застывшими прозрачными глазами.

– Эй, Семин, какие знаки?

– Плохие знаки. Углем по известке.

– Ты что, с перепою? – Роберт Станиславович в свою очередь уставился на Семина настороженным взглядом. – Если стены чем испачканы, так это можно смыть.

«Такое не смоешь», – хотел сказать Артем, но вместо этого ответил:

– Извините. Дурно мне что-то. Не выспался.

– В общем, так: бери Буркова, и двигайте по вчерашним адресам. К завтрашнему утру договора должны быть согласованы с владельцами. Понял? И ночью спать надо.

Через полчаса Артем с Бурковым вышли из агентства и двинулись к Белой Ромашке. Мимо гремели трамваи с пестрыми рекламными надписями. В воздухе до головокружения пахло цветущей акацией и выхлопными газами автомобилей. Семин, ведя за собой Буркова, долго шел молча. К следующему перекрестку Сашка потерял терпение и спросил:

– Рассказывай, что там у тебя. Снова конский топот?

– Хуже. Все гораздо хуже. Даже не представляешь как, – Артем остановился возле лотка и, зазвенев мелочью, попросил два стакана кваса. Один протянул Буркову, с другого сдул шипящую, коричневую пену и с жадностью отпил.

– Голоса у меня, Сань. Понимаешь? – Семин наклонился к другу и почти на ухо повторил ему: – Голоса-а…

Бурков отхлебнул прохладный напиток и с изрядной порцией подозрения покосился на эксперта-оценщика.

– Очень неприятные, злые. Если б как раньше, бой барабана, лошадиный топот, то я бы принял за счастье, – продолжил Артем. – А то, просыпаюсь, а они говорят. Да такое, что по коже холодные иголки.

– Может, это нервное? Мниться все тебе? – настороженно предположил Сашка.

– Нет уж, рано еще меня записывать в психи. Я их слышал, как сейчас тебя. И есть этому еще разные материальные подтверждения.

– Какие? – Бурков прищурился.

– Надписи на стенке точь-в-точь как у старушки той, Марии Викторовны, на месте исчезнувшего зеркала. Помнишь?

Саша кивнул.

– И из холодильника пропала еда. И водку, гады, буль-буль – выпили.

– Не хорошо, конечно, – растерянно ответил Бурков, переминаясь с ноги на ногу. – А голоса какие? Что говорили?

– Говорили, что хотят меня убить… – Семин мрачно улыбнулся и выдержал паузу, словно проверяя реакцию друга. – Вот представь, какого бы было тебе, когда просыпаешься среди ночи, а с кухни хрипатый голос: «Козла этого голого вжик-вжик надо!»