– Дома у него есть второй экземпляр. А третий у меня.

– Так что же вы молчите, – рассердился я ее несообразительности. – Я уж думал, как бы побыстрее в бригаду съездить, чтобы отмычки добыть. Или хотел попросить кого-то, чтобы привезли сюда. Едем сейчас же…

– Ключи только найду. Я ими только пару раз пользовалась. Куда положила… Сейчас соображу… – она терла высокий рахитичный лоб и соображала. Наконец сообразила, заспешила в прихожую к вешалке и загремела оттуда ключами. Я понял, что она нашла их на вешалке в какой-то своей одежде. – Вот они. Поехали…

* * *

Признаться, пропажу ключей от квартиры я лично, в силу собственного отношения к полиции вообще и к людям, там работающим, связал именно с полицейскими. Скорее всего, с кем-то одним или двумя, кто имел доступ к делу и к телу, то есть проводил осмотр трупа и описывал все, что нашлось в карманах убитого. Слишком часто приходится слышать о нечистых на руку полицейских. Настолько часто, что вера в них уже на много лет вперед у меня, как и у всех людей, потеряна. В моем понятии, сделать из полицейского порядочного человека равносильно тому, что попытаться сделать из танка самокат. Запасных деталей и различных агрегатов уйма. А подходящих не подобрать, потому что самокаты не бывают гусеничными, даже если в качестве самокатчика рассматривать слона. Может быть, я был сугубо не прав в своем представлении, и порядочные люди среди них все же есть, тем не менее меня в этом надо предварительно убедить живым примером, тогда поверю, что правил без исключения не бывает.

И сразу, именно благодаря этому стандартному восприятию, возникла мысль, что какой-то сотрудник полиции пожелает заглянуть в квартиру убитого Владимира Николаевича, чтобы хоть чем-то там поживиться. Хотя поживиться в небогатой однокомнатной квартире, насколько я знал, было нечем. Никогда начальник кинологической службы бригады спецназа ГРУ капитан Чукабаров хорошо не зарабатывал, как не зарабатывал потом и дрессировщик Чукабаров. Это я знаю хотя бы потому, что он временами ко мне забегал, чтобы денег до зарплаты перехватить. С тех пор, как я стал жить один, у меня свободные деньги стали водиться всегда, потому что как-то резко вдруг перестало требоваться совершать какие-то покупки. Я вполне удовлетворялся тем, что имел, и жил без излишеств, как и Чукабаров. Но свободными средствами я почти всегда располагал, хотя и небольшими. Тем не менее грабитель, даже не зная, что есть в квартире, может в нее пожаловать только потому, что там есть что-то чужое, что всегда кажется ему самому необходимым. Когда у Владимира Николаевича была собака, она едва ли впустила бы кого-то в квартиру. Чукабаров в самом деле был отличным дрессировщиком. Своих и служебных собак воспитывал идеально и для работы, и для социального существования, как он сам говорил, подразумевая под этим понятием, как я понял, отсутствие необоснованной агрессии. Наверное, это был какой-то особый термин из кинологии, потому что про процесс социализации собак Чукабаров говорил не однажды. Но обоснованная агрессия свойственна даже самым добрым собакам, особенно если они этому обучены опытным человеком.

Мы ехали опять быстро, хотя машины на улицах уже появились, но было их не так много, как днем, и ни в одной пробке простаивать не пришлось. Тем более и ехать-то было недалеко. Двухкомнатная квартира Владимира Николаевича располагалась в таком же, как у меня, панельном пятиэтажном доме, на втором этаже. Света в окнах, естественно, не было. Если кто-то и зажигал его, то выключил. Вообще воры обычно, забираясь в квартиру, уходят, поживившись, и не трудятся закрыть за собой дверь. Так я, по крайней мере, от кого-то слышал. Дверь оказалась запертой, и это давало надежду застать квартиру нетронутой чужими руками. Елизавета Николаевна открыла дверь ключами. Закрыта она оказалась на оба замка. Впрочем, я вспомнил, что сам Владимир Николаевич, даже если дома находился, обычно тоже на оба замка дверь закрывал. Не то чтобы боялся кого-то, просто привычка у него такая была.

Мы вошли смело, причем первым, отодвинув Чукабарову в сторону, вошел я. Это на случай, если в квартире кто-то есть. Елизавета Николаевна сразу включила свет. По крайней мере, внешнего беспорядка, свойственного ограблению, мы не обнаружили. Почти все здесь было таким же, как в момент моего последнего появления месяцев восемь назад. Единственно, в восточном углу добавился иконостас. На самом иконостасе стояли икона Спаса, Богородицы и Николая-угодника. По стенам вокруг висело множество разных икон. Я не знал, что Владимир Николаевич человек верующий. Как-то раньше у нас разговора об этом не заходило.

Прошлись по квартире. По первой комнате, потом по второй. Там я снял бушлат, повесил его на спинку стула, поверх черной куртки из грубой ткани, принадлежавшей, видимо, хозяину квартиры, и сел за рабочий стол отставного капитана. Хотя и мельком, но успел рассмотреть на рукаве черной куртки эмблему, изображающую в центре круга какое-то странное существо с головой льва и хвостом змеи, и явно не с львиным торсом. По кругу на эмблеме было написано: «Научно-производственное объединение «Химера». Странное название, но меня названия пока касались мало. Сам же рисунок мифологической химеры[3]заинтересовал еще меньше. Должно быть, это была служебная одежда Владимира Николаевича. Что-то вроде униформы.

– Владимир вел дневник, – сообщила Елизавета Николаевна. – Уже много лет. Там, конечно, не его служебные дела, а в основном все, что касается собак и наблюдения за ними. Он говорил, что фиксирует все отклонения в поведении или здоровье своих животных. Это профессиональное. Думаю вот, может, он там что-то про догхантеров написал? Дневник должен быть здесь…

Она подошла к столу и сразу открыла общую тетрадь большого формата. Видимо, знала, как дневник выглядит.

– Вот он…

– Но все-таки странно, что при нем не было ключей, – сказал я. – Мне лично это очень не нравится. Этого быть не должно.

– Мне тоже не нравится. Он всегда ключи с собой носил, – согласилась она. – Я вот и думаю… Если его убили догхантеры, значит, он что-то о них узнал. И мог записать это в дневник. И они ключи украли, чтобы дневник этот найти.

– Для хранения таких вещей сейчас существуют другие технологии, современные, – сказал я, кивая на стоящий в углу стола ноутбук. – И более надежные.

– Чем компьютер надежнее бумаги? Ведь в компьютере все можно точно так же прочитать.

Но я уже увидел кабель, идущий от ноутбука к розетке с особым разъемом. Значит, у Владимира Николаевича был выход в Интернет.

– Есть такое понятие – облачный диск. Диск этот не на самом компьютере, а на сервере какого-то интернет-портала. И доступ туда имеет только сам пользователь. О существовании облачного диска могут даже не догадываться посторонние. Если он хранил эти данные на облачном диске, мы с вами добраться до них не сумеем. Но я посмотрю. Я даже специалиста приглашу, чтобы он покопался в ноутбуке. Может, что-то и найдет. Если вы, Елизавета Николаевна, разрешите мне с собой ноутбук забрать.