– Мими, у нас постоянный допуск к любому из холмов. Мы же ищейки.

Да, что-то я не подумала. Тем, кто ищет на Земле нам подобных, открыты все двери. Так что мое внимание мгновенно переключилось на другой вопрос:

– Разве посланники пишут пером?

Кажется, опять сморозила глупость, потому что мама вновь захихикала:

– Милая, каждому извещение приходит в самой доступной и приятной форме. Кто-то сейчас видит фейерверк из букв, кто-то слышит извещение мысленно, а ты читаешь на бумаге.

Хорошо придумали. Мелочь, а приятно. Меня захлестнул восторг: происходящее сдвинулось с мертвой точки. Наконец-то стало известно место перерождения. Холм Луны. С первым вопросом мне явно повезло. Вот бы и все остальное пошло так же гладко!

Настолько погрузилась в размышления, что голос папы заставил подпрыгнуть на стуле:

– Все, девочки, пора собираться. Мими, иди надевать платье перемен.

Мама подошла и взяла меня за руку. Мы поднялись в мою комнату. Одевалась как во сне, всё не верилось, что это происходит на самом деле.

– Дочка, какая же ты у меня уже взрослая! Так быстро летит время! – Мама грустно покачала головой. – Кажется, еще вчера мы заказывали платье у мастера Варлога. А ведь прошло три года с тех пор.

Имя мастера натолкнуло меня на новые размышления, и я отвлеклась:

– Мам, слушай, а как Варлог вообще додумался создать эти платья? Они же почти живые, не каждому такое в голову взбредет.

– Малыш, а ты еще не забыла, как выглядит мастер?

Что за вопрос? Разве можно забыть мастера Варлога, даже если не обладаешь идеальной памятью нашего мира? При всем желании образ этого удивительного человека не получилось бы выкинуть из памяти. Мастер едва походил на модельера, скорее, на былинного кузнеца. Про такого в моих любимых земных сказках написали бы: «у него косая сажень в плечах». С первого взгляда облик Варлога можно было счесть устрашающим, но, покачиваясь на двухметровой высоте, сквозь густую золотую бороду всегда сияла широкая белозубая улыбка, а голубые глаза мастера лучились удивительной добротой и спокойствием. Пожалуй, он чудесно смотрелся бы в кузнице рядом с наковальней, держа в огромных ручищах молот. Такая картина казалась мне более гармоничной, чем воспоминание о Варлоге в мастерской среди множества изящных платьев и костюмов.

– Мими, – позвала меня мама – Я вижу, ты так углубилась в воспоминания, что совсем забыла о своем вопросе.

И правда, что-то замечталась.

– Так как же Варлогу пришло в голову создать платья перемен?

– На самом деле, все очень просто. Я даже удивлена, что ты еще не догадалась. Так вот, перед своим перерождением мастер был примерно с меня ростом.

Я внимательно смотрела на свою маму, которая на полголовы ниже меня, и пыталась представить мастера Варлога в таком же размере. Честно говоря, не получилось. Мама, не дождавшись ответа, продолжила:

– Во время перерождения Варлог получил удивительный дар преобразования вещей, но и сам преобразился, как всегда бывает. Его одежда порвалась в клочья на новом теле. С помощью обретенных способностей он смог восстановить ее, но заметил, что все сверстники выглядят не лучше: кому-то одежда стала мала, а кому-то велика. И тогда он решил создать специальные вещи для перерождения, которые были бы продолжением тела человека. То есть, когда ты войдешь во Врата, платье изменится, как часть тебя самой. Оно будет идеально подходить тебе, как и сейчас.

Я мельком посмотрела в зеркало. Да, сейчас зеленый бархат отменно сочетался с чуть более светлыми зелеными глазами, а золотые узоры на рукавах и подоле приятно оттеняли медные волосы. Да уж, мастер Варлог удачно подобрал фасон. Ему повезло, что все подростки похожи друг на друга, как горошины в стручке, иначе платья делались бы еще дольше. А так… Всем зеленоглазым рыжеволосым девушкам – зеленые платья с золотой обработкой, а голубоглазым блондинам – синие костюмы, украшенные серебром. Впрочем, мастер занимался и новыми фасонами, когда создавал одежду для Изменяющихся. Вот мама одевалась только у Варлога.

– Ну а у кого мне еще одеваться? – возмутилась мама.

Ага, вот оно что! Все это время она тихонько прислушивалась к моим мыслям, оставаясь незамеченной. Но стоило затронуть больную тему, как она сразу выдала себя, забыв об осторожности.

– Ну да, вспылила, – пожала хрупкими плечиками мама, – С кем не бывает? Ты же знаешь, как тяжело мне приходилось целых полтора века до открытия Варлога. Если бы я сделала тогда вот так, – с негромким хлопком на месте мамы появилась огромная львица и продолжила, – То моя одежда сгодилась бы только для лоскутного шитья, а мне пришлось бы бежать домой на четырех лапах. А теперь представь, что из человеческого обличия я превратилась бы вот в это, – Еще один хлопок – и вместо львицы на полу красуется маленький уж, – Как ты думаешь, сколько времени я выбиралась бы из собственного платья?

Я фыркнула. Опять она выставляется. Мама настолько любит перевоплощаться, что делает это при первой возможности. Что, нельзя было словами объяснить?

– А так нагляднее! – Беззастенчиво продолжила читать мои мысли мама.

Я рассмеялась. Беззаботность разливалась в теле подобно горячему молоку во время простуды. Как же я люблю свою маму! Только она умеет так легко отвлечь от переживаний, не читая нотаций и не повторяя слово «успокойся» каждые пять секунд, как это делает большинство людей. Всегда было интересно: неужели им и взаправду кажется, что это «волшебное слово» вызывает хоть что-то, кроме раздражения?

– Девочки, нам пора! – крик отца достиг второго этажа и мигом вывел меня из задумчивости.

Спуск по лестнице давался с трудом. При каждом шаге колени наотрез отказывались сгибаться, а, когда их удавалось убедить, подкашивались с невероятной скоростью, грозя подломить ноги. Но спуск все же одолела и уже на первом этаже подошла к родителям. Папа, увидев, что мой блуждающий взгляд сконцентрировался в одной точке, которой по счастливой случайности оказался он сам, сразу перешел к инструкции:

– Итак, Мими, мы с мамой пойдем напрямую, а ты зажми в ладони монету, закрой глаза и скажи: «Холм Луны».

Сжав монету, зажмурилась и выдохнула:

– Холм Луны.

Сначала изменился воздух. Он вызывал смутные воспоминания о раннем утре после грозы и пах мокрыми листьями. Боялась открыть глаза, но все же решилась. И тут же зажмурилась от ярких отблесков. Буквально все вокруг отражало солнце: серебряная трава, серебряные деревья, огромные серебряные Врата в центре холма. И даже защитный купол у Врат – и тот сиял серебром, хоть и не так ярко в силу своей прозрачности. Казалось, я попала в зимнюю сказку. И могла бы в нее поверить, если бы не ощущала летнего тепла.

И вдруг стало легче: первый шаг сделан, теперь, наконец, можно принимать участие в событиях, а не сидеть в нервном ожидании грядущих перемен. Глаза почти привыкли к яркому блеску, и удалось разглядеть родителей. Они проверяли сферу на прочность. Папа совершал замысловатые пасы руками – и на тонкий защитный купол обрушивались то порывы ураганного ветра, то небольшие смерчи и торнадо. Не считая движений рук, отец стоял совершенно неподвижно, даже выражение лица не менялось. Мама, напротив, представляла собой калейдоскоп обличий. И все время изо ртов, пастей и щупалец на сферу изрыгался огонь, выплевывалась желчь, лилась кислота и еще какие-то жидкости, названия которых я не знала. Воняло так, будто взорвался кабинет сумасшедших алхимиков. Дав окружающей среде передохнуть от этого «амбре», мама перешла на когти, клыки, шипастые хвосты, щупальца, метательные иглы и даже ядовитые присоски. В общем, мои родители развлекались. Но защитный купол явно решил не принимать участия в игре. Несмотря на свою тонкость и эфемерность, он даже не шелохнулся. Стоял, так сказать, насмерть. Интересно, сколько он может выдержать?