Правда, последнюю стрелу увлёкшийся бес-охранник прямо выпустил в… Короче, дикий вой Павлушечки, уязвлённого в самую чувствительную точку, едва не заставил меня присесть.

— Уй-й-й-я-а-ай!!! Попал, гадёныш, из лука в уретру-у!

— Это типа поразил, как Давид Голиафа? — шёпотом уточнил спрятавшийся за моей спиной маленький преображенец. — И чего он так на какую-то уретру жалуется, я вроде под фартук попал…

— Это по-латыни, — решил я, сам не зная толком, о чём речь. — А ты бы давал тягу на всех копытцах, пришибёт ещё…

— И то дело! Прощевай, Иловайский, я тя в другой раз дострелю, договорились?

— Замётано. — Я добавил ему коленом скорости, и ретивый бес смылся прежде, чем эхо Павлушечкиных воплей дважды облетело весь Оборотный город.

Я тоже предпочёл бы удрать под шумок, но куда там… На крики голого трупоеда быстро сбежался народ. А какой народец живёт в подземном городе нечистой силы, объяснять, полагаю, не надо уже никому?.. Не прошло и минуты с того момента, как бедный мясник ухитрился выдернуть из-под фартука застрявшую стрелу, как мы с ним оказались в плотном кольце облизывающихся горожан. Причём на Павлушечку никто слюни не пускал, главное блюдо тут по-прежнему вкусный я…

— Глянь-кась, сожители, — протёрла глаза старая ведьма с бородавочным лицом. — Неужто мясник в свою лавку живого хорунжего привести умудрился?

— Кажись, так, — поддержали её два молоденьких упыря журавлиной стройности. — Да тока нам-то с того одно взаимное мордобитие?

— Да уж! — погромче прокашлялся я. — Традиций нарушать не следует, Хозяйка не одобрит. Раз я пришёл, давайте не филонить тут… Засучили рукава, и чтоб каждый два раза соседу в рыло!

— Минуточку, дамы и господа, — неожиданно вмешался какой-то клыкастый хмырь, когда нечисть уже привычно разбилась по парам в приблизительных весовых категориях. — Что мы как дети, право? Чуть увидели хорунжего, и в драку…

— Так это ж сам Иловайский! — шёпотом пояснили ему.

— Я в курсе. Имел честь, так сказать, и тоже был за него бит. Но, может, мы его пока хотя бы свяжем? А то опять как все в себя пришли, а казаком уже и не пахнет…

— Дык… почему бы и нет-то? Дельная мысль! — перешёптываясь, признал народ.

Я с подозрением покосился на двух… трёх… четырёх бесов и ведьм, двинувшихся ко мне с верёвками. Поумнели, что ли? Не, не, не, мы так не договаривались…

— Павлушечка, придержи хорунжего, чтоб не убёг, покуда мы буцкаемся!

Интеллигентный людоед-патологоанатом, знаток латыни, радостно обернулся и… Я даже сам не сразу понял, как взлетел ему на шею, свесил ножки и приставил заряженный пистолет к уху:

— К Хозяйке, бегом, живо!

— Гляньте-ка, чё творится, а?! — вновь взвыла та же бабка, угрожающе тряся грудями. — Энтот маньяк в папахе да эполетах нашего мясника посредь бела дня угоняет! В Турцию, поди? А там ещё евнухом горбатиться продаст, уйму деньжищ на том слупит, а нас навсегда без мяса покойницкого оставит… Не пущу-у!!!

— И впрямь, Илюшенька, — вмешался брутального вида плечистый чёрт с чёлкой набекрень и усиками квадратиком. — Слезли бы вы с уважаемого Павлушечки, он нам всем очень дорог. Мы даём честное слово, что не заставим вас долго томиться связанным — быстро подерёмся и не больно вас съедим. Честное благородное!

— В галоп, — приказал я, сжимая коленями толстую шею мясника, но тот неожиданно заартачился:

— Ты меня ещё взнуздай, человече! Я не бабка Фрося под твоим седлом ходить. Я мужчина с образованием, вкус имею и диплом международный, и…

— Пристрелю, — хладнокровно пообещал я, взводя курок.

Толпа замерла… Потом кто-то из мелких упырей азиатской внешности громким шёпотом спросил у соседа:

— Чё ж он не стреляет-то? С Павлушечки-то небось в пять раз больше мяса будет! А хорунжий уже к основному блюду как гарнир пойдёт!

Толстый голый гигант придушенно икнул и рванул с места не хуже моего арабского-скакуна! Нечисть с энтузиазмом ударилась в погоню…

— Ату их! Лови-хватай! Павлушу-мясника первого на фарш, в ём чистого жиру — кажному по бидону хвати-ит! Хорунжий, стреляй! Стреляй, раз обещал, не разочаровывай честную публику!

Ох, кто бы знал, как трудно мне было усидеть на толстой, жирной, скользкой да ещё и потной шее перепуганного торговца человечьим мясом… Павлушечка, сверкая голым задом, нёсся к Хозяйкиному дворцу самой короткой дорогой, не особо заботясь о тех, кто попадал ему под ноги. Группу заморских гостей китайской внешности с гидом-переводчиком из Сиона он практически разутюжил по обе стороны узкого проулка. Пока жид лаялся ему вслед на иврите, кое-кто из наиболее ушлых ведьм быстро отскребали китайцев от стены, скатывали в коврик и уносили к столу, как рулеты.

— Сзади, слева, на бреющем идут, — орал я на ухо своему «скакуну», упреждая налёт двух молоденьких (традиционно голых) ведьм сверху из-за соседних крыш.

Павлушечка неожиданно изящно наклонился, на ходу оторвал половину ближайшего забора и, словно веером, отмахнулся им от налетевших прелестниц. Прямо на моих глазах они кубарем ухнулись в чью-то каминную трубу, а через мгновение вылетели оттуда чёрными, с дымящейся паклей вместо роскошных волос, и бросились вдогонку уже пешком, но с такими матюками, что я за жизнь бедного мясника не дал бы и медный грошик. Однако Хозяйкин дворец был уже близко…

— Беги, человече, без тебя меня не тронут, — едва дыша, простонал толстяк, ставя меня на булыжную мостовую перед воротами. Две огромные львиные головы медленно распахнули медные пасти, и погоня встала как вкопанная.

— Ну и типа чего? — раздался над притихшей площадью нежный голосок моей Катеньки, многократно усиленный динамиками.

Воодушевлённая и набитая здоровым энтузиазмом толпа замерла в многозначительных красивых позах.

— Я второй раз вежливо, без намёков и угроз, толерантно интересуюсь, это тут чё было, ась?

— Стоит ли ситуация вашего внимания, о нетерпеливейшая? — вякнул какой-то храбрец в полном доспехе английского рыцаря времён Крестовых походов. — Мы не вершим неправедных дел, а лишь осуществляем своё право на законную охоту…

Левая от меня львиная голова пустила короткую прицельную струю огня. Кто бы ни был внутри доспехов, ему каюк. Над площадью явственно пахнуло печёным мясом. Толпа отшатнулась, но мигом повеселела.

— Ах, спасибо тебе, матушка! — нестройно раздалось из первых рядов. — Коли уж хорунжего нельзя и мясник Павлушечка городу ещё нужен, так хоть какого правдолюбца захарчить и то компенсация!

— Я справедливая?

— А то!!! — хором грянула нечисть, изо всех сил стараясь, чтоб верноподданнический тон был поискреннее.

— Я хорошая правительница?

— Лучше и не бывает, матушка Хозяйка! — Народ в единодушном порыве стал бухаться на колени, потому что львиные головы явно брали дальний прицел.