Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В благодарность за большое пожертвование лихтенштейнский монарх снабдил обходительного дельца и его племянника паспортами своей страны:
– Все прошло легко, – подытожил Феникс, – Франц Иосиф меня не узнал, хотя до войны мы встречались в Австрии… – Боргезе раскурил сигару:
– Если хочешь, я тебе устрою еще одну проверку мастерства хирургов. Съездишь в Рим на аудиенцию к его святейшеству… – Феникс хмыкнул:
– Тебе удастся записать меня на прием… – приятель надменно отозвался:
– Я князь Боргезе. В Ватикане мне никогда не отказывали, и не откажут сейчас. Тем более, мой адвокат, Ферелли, ведет дела ватиканской канцелярии… – папа Пий тоже не узнал Феникса:
– Я сделал вид, что провел войну в Южной Америке. Он рассказывал о католических мучениках, убитых нацистами. Проклятого Виллема он тоже упоминал и даже прослезился. Виллема, наверное, рано или поздно канонизируют, как и остальных святош… – Феникс быстро разделся:
– Человек купается, ничего подозрительного… – он размялся, покрутив руками:
– Ерунда насчет возраста. Мне сорок пять, но я себя чувствую юнцом. Цецилии и тридцати не исполнилось, у нас родятся дети… – придавив легкие брюки и рубашку камнем, он оставил на руке водолазный Panerai. Хронометр был рассчитан на глубины до пятидесяти метров:
– В Севастополе глубина даже меньше… – теплое море окутало его, – костюм для меня везет лодка. Завтра русские лишатся флагмана флота, – он улыбнулся, – проверю ребят Боргезе в деле и сам разомнусь. Такая акция у нас не последняя…
Неслышно нырнув под воду, он поплыл на юг.
Ялта
Вставочка скрипела по разлинованному листу тетрадки. Почерк у Саши был аккуратный, каллиграфический:
– 28 октября, среда. Плавание – 3 километра, отжимания – 100, подтягивания – 100, упражнения с гирями – 1 час. На этой неделе исполняется 100 лет героической обороне Севастополя. Лев Николаевич Толстой говорил… – он притянул к себе «Севастопольские рассказы», – не может быть, чтобы при мысли, что вы в Севастополе, не проникли в душу вашу чувства какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах… – он вывел в середине страницы:
– Цитата дня. Карл Маркс. Если ты хочешь оказывать влияние на людей, то ты должен быть человеком, действительно стимулирующим и двигающим вперед… – отложив перо, он прислушался. К Маше приходила преподавательница из местной музыкальной школы, в гостиной апартаментов поставили фортепьяно. Знакомый Саше вальс играли на уроках хореографии в суворовском училище:
– Товарищ Хачатурян, музыка к «Маскараду». Нас водили смотреть пьесу. Маше нравится Лермонтов на внешность… – он невольно улыбнулся. Саше надо было повторить дневниковую запись на трех языках, как он обычно делал, но мальчик не двигался:
– Очень красивая мелодия. На площадке мы с Машей тоже танцевали вальс…
Михаил Иванович и тетя Наташа, как мальчик называл Журавлевых, уехали с Мартой на экскурсию в Никитский Ботанический сад. После завтрака Журавлевых забрала черная санаторная «Победа». Марта вооружилась большим блокнотом:
– Меня научат составлять гербарии… – серьезно сказала девочка, – мне больше нравится математика, но нельзя отрицать важности естественных наук… – она полезла в карман пальтишка:
– Смотри, папа Миша привез мне из Севастополя каштан… – Саша любил возиться с малышкой:
– Маша тоже ее балует, заплетает косички, играет с ней. Жалко ее, она круглая сирота. Хорошо, что она живет в семье, хотя Советский Союз заботится о каждом ребенке…
Саша вспомнил, как товарищ Котов забирал его из пермского детдома. Они не виделись больше двух лет. Старший коллега покойного отца выполнял важное правительственное задание. Саша каждый месяц писал ему, получая выстуканные на машинке ответы. Мальчик понимал, что конверты отправляют из министерства:
– Но чего еще ждать… – вздохнул Саша, – товарищ Котов работает на западе, в логове империализма. Лично он оттуда не напишет, это опасно. Однако это его манера письма. Наверное, он посылает радиограммы… – Саша представлял товарища Котова в наушниках, склонившимся над передатчиком на конспиративной квартире:
– Передатчики стоят в посольствах, – напомнил себе мальчик, – но в фильмах всегда так показывают… – Саша любил военные ленты о доблестном подвиге советского народа:
– Война не закончилась, – говорили на политических информациях в училище, – СССР и страны социалистического блока окружены врагами. Органы безопасности должны бдительно охранять границы, ловить шпионов и диверсантов, разоблачать эмиссаров НАТО… – после окончания училища, Саша намеревался служить на дальней пограничной заставе:
– Потом я пойду в военную академию, стану офицером, разведчиком… – он вносил в дневник запись на английском языке. Кроме «Овода», Саша привез в Крым учебник военного перевода. Он раскрыл шестьдесят седьмую страницу:
– Я здесь остановился. Intelligence Section, British Army… – покусывая карандаш, мальчик делал пометки в тетради:
– Exercises… – вывел Саша, – make sentences using the following expressions: to obtain information… —
Музыка стихла, хлопнула дверь. До него донесся голос Маши:
– Я кофе заказываю… – Саша порылся в ящике стола:
– Михаил Иванович курит в гостиной. Ничего подозрительного, папиросы его же… – «Тройку» кремлевского выпуска он подхватил у генерала Журавлева. Михаил Иванович оставлял пачку на столе. В училище за курение сажали на гауптвахту:
– Окурки я выброшу, когда мы с Машей пойдем на пляж, – решил мальчик, – она знает, что я покуриваю, но она меня не выдаст… – воровать было нехорошо, но Саша решил, что с первого оклада подарит Михаилу Ивановичу несколько пачек хороших папирос:
– Товарищ Котов рассказывал, что папа курил. И сам товарищ Котов тоже курит… – Маша не возражала против курения, но Саша всякий раз спрашивал у нее разрешения. Так суворовцев учил преподаватель по этикету:
– Сколько хочешь, – девочка взялась за мельхиоровый кофейник, – мама тоже покуривает, только не у всех на глазах…
Маша пробовала затянуться, стащив папиросу из пачки отца. У девочки закружилась голова, ее замутило. Маша выбросила окурок:
– Ужасная мерзость. Нюхать приятно, особенно трубку, но курить я никогда не буду… – к кофе принесли орехи и бакинскую пахлаву:
– Перекусим и пойдем на море, – Маша потянулась, – к вечеру всегда меньше народа, а погода еще теплая. Ты обещал научить меня нырять с ластами и трубкой… – Саша взглянул на часы:
– Прокат еще не закроют, отлично. Научу, конечно… – зажав в зубах папиросу, мальчик поднялся:
– Что в новостях? Жаль, что в номерах нет телевизоров… – Маша хихикнула:
– Марта уверяет, что через десять лет все телевизоры станут цветными. Она ужасная фантазерка… – пока цветные телевизоры «Радуга» стояли только в Москве, в нескольких ателье, где показывали экспериментальные передачи. В санатории телевизоры водрузили в комнатах отдыха на этажах. Маша зевнула:
– Папа слушал с утра. Страна вышла на трудовую вахту в честь годовщины революции, «Динамо» выиграло у «Шахтера» со счетом три-ноль, завоевав титул чемпиона страны… – Саша щелкнул рычажком:
– Это вчера было в газете, динамовцы молодцы… – все военные болели за «Динамо». Маша добавила:
– Потом Марта возилась с радиолой. Не знаю, что она там настра…
Девочка вздрогнула. Зазвучал джазовый проигрыш. Веселый голос сказал по-русски:
– С вами «Голос Америки», минута популярной музыки. Хит сезона, Билл Хейли и его Кометы, Rock Around The Clock… – Маша испугалась:
– Надо выключить. Марта случайно настроила… – Маша никогда не слышала о «Голосе Америки», – может прийти горничная за посудой, могут вернуться родители…
Выключить музыку было невозможно:
One, two, three o’clock, four o’clock rock
Five, six, seven o’clock, eight o’clock rock
Nine, ten, eleven o’clock, twelve o’clock rock…
Ноги кружились по натертому паркету, стучали каблуки домашних туфель. Маша почувствовала на талии его руку. Саша насвистывал:
When the chimes ring five, six, and seven
We’ll be right in seventh heaven…
Белокурые косы растрепались, она крикнула:
– Мы, наверное, неправильно танцуем, но я не знаю, как…
Гремела музыка, Саша помотал головой:
– Мы все верно делаем, это быстрая мелодия… –