том числе и члены партии, стали уделять внимание не только выполнению своих служебных, производственных и партийных обязанностей, но и личному благополучию. Они старались при каждом удобном случае улучшить своё материальное положение и, по-видимому, не всегда праведным путём. Даже Дмитрий Сердеев, бывший когда-то для Бориса если и не эталоном коммуниста, то, во всяком случае, положительным примером, во время совместной жизни в Армавире показал себя не безупречным. Иногда Дмитрию привозили пиво с пивного завода, который он курировал, или с консервного завода — ящиками консервы, и Борис не видел, чтобы тот за эти приношения расплачивался.

Такое же мздоимство в виде всевозможных угощений и подарков со стороны подчинённых конторе управлений имело место и в Зернострое. И ни Березовский, ни другие руководители-коммунисты, не говоря уже о беспартийных, этими знаками внимания не гнушались. Кроме того, у Бориса Алёшкина ещё свежи были воспоминания и о его совсем недавней жизни. Ведь он, собственно, именно он вскрыл махинации Семёнова и Сытина в Тралтресте, он возбудил против них уголовное дело, и ему же это поставили в вину. Больше всех пострадал он, тогда как все остальные руководители треста остались в стороне и, по существу, отделались лёгким испугом. Так стоило ли вмешиваться и ковырять злоупотребления, имевшиеся в конторе Зерностроя? Тем более что их ещё не так-то просто будет и доказать. Алёшкин решил, что не стоит. Вопрос о его партийности повис в воздухе, а при попытке вскрыть те или иные злоупотребления в Зернострое он нажил бы новых врагов и, конечно, не улучшил бы своего положения, а, может быть, пострадал ещё больше. К тому же Зернострой уже почти перестал существовать, и Борис махнул на всё рукой.

Выше мы описали немного Яковлева и Афанасьева, а именно они оказались спутниками нашего героя в начале переезда конторы в Краснодар. В их задачу входило совместно с новым главбухом оборудовать помещение стройотдела Зернотреста, как теперь стал именоваться Зернострой, мебелью и необходимым канцелярским инвентарём. В Армавире у Зерностроя своего почти ничего не было, поэтому контора нуждалась в самых простейших вещах. Кроме того, им нужно было подыскать квартиры для переезжавших сотрудников, всего было необходимо восемь квартир.

Березовскому квартиру дал трест, главбух Романовский — краснодарец, квартиру имел, для остальных нужно было что-то подыскать. Рассчитывать на помощь со стороны руководства не приходилось. В тот период времени в городе было довольно трудно с работой, в особенности для служащих, и поэтому аппарат треста, укомплектованный в основном жителями Краснодара, не очень-то приветливо встречал приезжих, а начальник отдела кадров прямо сказал:

— Всё это блажь Березовского! Можно было бы отлично обойтись и теми служащими, которые живут в Краснодаре, а своих зерностроевцев уволить.

Но так как стройотдел имел собственный финансовый план, финансировался совсем из других источников, чем трест, он мог позволить себе некоторую самостоятельность. Да и в своей оперативной работе, по крайней мере, ещё в этом году, он продолжал подчиняться Москве, а Зернотрест пока выступал перед ним в роли заказчика. Поэтому Березовский смог отстоять то, что он наметил.

Если с оборудованием отдела дело продвигалось быстро и просто, благодаря имевшимся для этого средствам, то подыскание квартир шло значительно хуже. На переезд конторы в Краснодар распоряжением Москвы была выделена довольно значительная сумма, половина её, составившая две тысячи пятьсот рублей, была вручена Алёшкину наличными деньгами.

В первый же день приезда, при посещении управления треста Борис разыскал Романовского, бродившего по комнатам и коридорам, представился ему и сообщил, что их группа в составе трёх человек приехала в Краснодар, чтобы провести подготовительные работы к переезду конторы.

— Ну а деньги-то, деньги у вас есть?! — нетерпеливо спросил Романовский.

— Ну, конечно, есть. Пока у меня две с половиной тысячи рублей, но есть ещё чековая книжка с подписанными товарищем Березовским чеками, и как только нам откроют в Краснодарском отделении Стройбанка счёт, мы сможем получить по этим чекам деньги, — ответил Алёшкин.

— Ну, тогда живём, — повеселел Романовский. — Об открытии счёта мы договорились ещё тогда, когда сюда приезжал Березовский, и его подпись в банке уже имеется, это вопрос нескольких дней. Теперь не пропадём!

После этого они осмотрели две комнаты, отведённые для стройотдела, на первом этаже здания, где помещался Зернотрест. Одна из них, угловая, предназначалась для кабинета начальника, другая — побольше, проходная — для размещения всего стройотдела. Сразу же они наметили, кто где будет сидеть, и составили план приобретения мебели и канцелярских принадлежностей, которые должны были обеспечить продуктивную работу отдела, как выразился Романовский. Одновременно он заявил, что в настоящее время сидит без денег, и попросил у Алёшкина аванс в счёт зарплаты в сумме 200 рублей. Взяв соответствующую расписку, Борис выдал просимую сумму и договорился с ним о совместном приобретении нужного инвентаря, ведь сам он не знал ни города, ни магазинов, а оба его спутника под предлогом поиска квартир с утра укатились в неизвестном направлении. Зная их легкомысленное отношение к порученному делу, Борис не сомневался, что раньше 12 часов ночи он с ними не встретится, тем более что оба инженера по случаю переезда получили солидные авансы в счёт подъёмных и были, что называется, при деньгах. Романовский после получения аванса сделался очень любезным и с удовольствием обещал помочь во всём.

Кстати, об авансе: расписку Романовского на 200 рублей Борис приложил к кассовому ордеру, как оправдательный документ. Когда же при дальнейшей выплате по ведомостям он обнаружил, что эта сумма не вычиталась из аванса Романовского, и решил поискать расписку в бухгалтерских документах, то не нашёл никакого следа. Очевидно, Романовский не хуже Погудина умел манипулировать всякими бухгалтерскими рычагами.

Контора Зернотреста занимала одно из крыльев большого здания, стоявшего недалеко от центра города, на его главной улице — Красной. До революции здесь находилось Управление атамана Кубанского казачьего войска, в этом же доме жил и он сам. Это было большое трёхэтажное здание, имевшее форму широкой буквы П, отделённое от улицы, заросшей высокими тополями, палисадником, и имевшее с противоположной стороны большой двор. После окончания Гражданской войны здесь перебывало много самых разнообразных учреждений, а ко времени, описываемом нами, т. е. к середине 1934 года, центральную часть его занимал Адыгейский облисполком (в это время Краснодар был центром Адыгейской автономной области), в одном крыле находилось отделение Госбанка, а в противоположном разместили Зернотрест.

Как мы уже говорили, для стройконторы выделили две комнаты на первом этаже, рядом с ними помещался буфет, Красный уголок и две комнаты отдела кадров. Около последних постоянно толпилось множество народа — проводили набор рабочей