такому случиться, что как раз в момент подрыва газовой трубы в этом месте проходили два пассажирских поезда. Один шел по маршруту Новосибирск – Новороссийск, другой – по маршруту Анапа – Новосибирск. Запах газа почувствовался за два с половиной километра, так ведь он и в прошлую смену ощущался. Еще на подъезде дежурному перегона сообщил о нем, как и в прошлый раз, машинист «курортного» поезда. Это были его последние слова.

По расписанию составы должны были разминуться в другом месте, но поезд, следовавший в Новороссийск, опаздывал на семь минут. Машинисту пришлось остановиться на одной из станций, где проводники передали уже ожидающим их врачам женщину, у которой начались преждевременные роды. Оба поезда почти одновременно влетели в смертельное газовое облако, которое взорвалось.

Вверх на полтора-два километра поднялся столб огня. Зарево было видно за десятки километров. Взрывная волна повалила непроходимую тайгу вдоль железной дороги на расстоянии трех километров, испепелив усадьбу приезжих «москвичей». Даже столетние деревья горели, как большие спички.

Хоть и далеко находилось то место, где прятались охотники, да только жар дотянулся и до них, заставив тлеть одежду. Когда он чуть спал, Форестер отдал приказ:

– Уходим!

Не стоило сомневаться, что событие вызовет огромный резонанс и в прессе начнется обсуждение изношенности различного рода сетей, доставшихся обновленной стране от старых владельцев. Уже будучи в Москве, Лара отслеживала газетную перепалку по этой теме. Поднятая волна слухов и домыслов заставила чиновников шевелиться и послать на место катастрофы следственную бригаду Прокуратуры РФ и корреспондентов центрального телевидения.

Последние после облета места трагедии на вертолете выдали на телеэкраны убойный материал. Не скупились на жесткие интервью с очевидцами и картинки апокалипсиса местного значения. Судя по демонстрационным кадрам, вертолет, проследовав вдоль дистанции трубопровода, сделал круг облета над местом аварии. Полуденное солнце погожего летнего дня освещало неприглядную картину выжженной территории. Увиденное сверху создавало впечатление, что гигантская паяльная лампа выжгла землю до основания.

Сопровождавший москвичей следователь местной прокуратуры Иван Виленович Игошин, мужчина предпенсионного возраста, присутствовавший при спасении выживших пассажиров, сокрушаясь масштабами пожара, эмоционально вещал на камеру, стараясь перекричать шум двигателей летательного аппарата:

– Четыре дня назад здесь был огненный ад. Взрывом уничтожило тридцать восемь вагонов, два электровоза. Еще четырнадцать вагонов взрывная волна сбросила с путей под откос, завязав в узлы триста пятьдесят метров рельсов. Вон сами можете убедиться! Те, кому повезло выжить, рассказывают, что люди, выброшенные взрывом из поездов, метались вдоль железной дороги, словно живые факелы. Температура? – уточнил он вопрос, заданный журналистом. – Температура была адской! На погибших оплавились золотые украшения, а ведь температура плавления золота – выше тысячи градусов. Всех опознать не удалось: погибшие так обгорели, что невозможно определить, мужчина это или женщина.

– А вон там… – Журналист, в свою очередь напрягая голосовые связки, пальцем потыкал в стекло иллюминатора. Камера соскользнула вниз, захватив в объектив указанное выжженное пятно. – Что там?

– Не повезло! – проорал Игошин. – Приезжие обосновались! Москвичи! Ага! Года не прошло. Им тут местные умельцы целую усадьбу отгрохали. А чего? Люди состоятельные. Да! В огненном котле тела испарились, превратились в пепел. Эпицентр!

– С поездов выживших много? – снова поинтересовался журналист.

– Трудно сказать! Если честно, такой информацией не обладаю! Просто каким-то чудом техника преодолела бездорожье. Уже через два часа к месту трагедии смогли добраться сто врачебно-сестринских бригад, сто тридцать восемь санитарных машин, три вертолета. Работали четырнадцать бригад скорой помощи, сорок две санитарные дружины. Э-хэ-хэ! Жуть! Вспоминать страшно. Пострадавших пассажиров при эвакуации просто загружали в грузовики и самосвалы, везли вповалку – живых, раненых, мертвых. Разбираться было некогда, грузили в спешке…

– Почему в спешке?

Игошин пожал плечами, буркнул в ответ на заданный вопрос:

– Ну как же?..

Лара выключила телевизор. В телефоне нашла контакт Форестера. Позвонила ему.

– Слушаю, – прозвучал в трубке спокойный голос старшего команды.

Не здороваясь, она спросила:

– Видел уже?

Он узнал ее голос. Не называя по имени, спросил в свою очередь:

– Ты о чем?

– О трагедии с пассажирскими поездами.

Он молчал в трубку и думал: что она хочет от него услышать? Дождался. Выдохнула, как молотком пригвоздила:

– Что же мы натворили?..

Как раз в это время Леонид Цахальский тоже смотрел новостной блок на одном из центральных каналов. Общая картина показанной катастрофы вызвала сумбур в душе.

Через стекло иллюминатора камера отчетливо выхватила громадное, черное, словно выжженное напалмом пятно диаметром более километра, в центре которого лежали искореженные взрывом вагоны. Монотонный голос ведущей довел до сведения обывателей тот факт, что, по оценке специалистов, взрыв был эквивалентен взрыву примерно трехсот тонн тротила, а мощность его была сравнима с взрывом в Хиросиме – двенадцать килотонн.

Вывод был один и безапелляционный: ни один вампир из гнезда выжить в таком огненном аду не мог.

Леонид глядел на дело рук своих, и в голову его прокралась мысль: «Когда вернемся, нас за такое не похвалят!»

Центр Москвы. За десять часов до получения Форестером сообщения об эвакуации Эккарт

После нейтрализации гнезда старший распустил команду на отдых: так всегда происходило, они ведь не роботы. Тем более необходимо было поддерживать свое реноме в структурах человеческого общества.

Красавчик Карл Эккарт, богатый швейцарец, рантье и сибарит, прибывший в Россию исключительно для проведения досуга и увеселительного времяпрепровождения, после проигрыша в рулетку в игорном заведении «Метелица» покинул его около двух часов ночи и завалился в ночной клуб, название которого он даже не удосужился прочитать. Ночная Москва жила своей жизнью.

Обосновавшись у барной стойки, Карл накачивался не разбавленным содовой водой виски, уподобляясь русским, наряженным, словно попугаи, в красные пиджаки и золотые цепи. Искоса он поглядывал на танцпол. Русская мадам извивалась голым телом под музыку, демонстрируя все привлекательные стороны своего молодого организма.

Карл расслабился. Градус потребленной алкогольной жидкости подошел к критической точке, поэтому он не обратил внимания на то, что после его прихода в зал вошли люди. Нельзя было сказать, что он слишком расстроен проигрышем в рулетку, но ощущение того, что его в чем-то ущемили, если не сказать больше – слегка почистили карманы, напрягало. Сам виноват! Ведь мог же задействовать свои внеземные способности и без особых проблем выиграть. Так нет же, нервишки захотелось пощекотать! Пощекотал на тридцать две тысячи долларов. Конечно, эти зеленые бумажки для него лично ничего не значат, но…

Тихий разговор аборигенов Эккарт слышать не мог.

– Госпожа, ты уверена в том, что хочешь сделать это сама? Ведь согласно контракту…

За дальним столиком, откуда сцену было видно плохо, но барная стойка просматривалась как на ладони, на удобных диванах, при минимальном