Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Робеспьеру
Дантону
Гарибальди
Толстому
Достоевскому
Лермонтову
Пушкину
Гоголю
Радищеву
Белинскому
Огареву
Чернышевскому
Михайловскому
Добролюбову
Писареву
Глебу Успенскому
Салтыкову-Щедрину
Некрасову…
27
Граждане четвертой категории получают: 1/10 фунта хлеба в день и один фунт картошки в неделю.
28
Ольга смотрит в мутное стекло.
– В самом деле, Владимир, с некоторого времени я резко и остро начинаю чувствовать аромат революции.
– Можно распахнуть окно?
Небо огромно, ветвисто, высокопарно.
– Я тоже, Ольга, чувствую ее аромат. И знаете, как раз с того дня, когда в нашем доме испортилась канализация.
Круторогий месяц болтается где-то в устремительнейшей высоте, как чепушное елочное украшеньице.
По улице провезли полковую кухню. Благодаря воинственному виду сопровождающих ее солдат, миролюбивая кастрюля приняла величественную осанку тяжелого орудия.
Мы почему-то с Ольгой всегда говорим на «вы».
«Вы» – словно ковш с водой, из которого льется холодная струйка на наши отношения.
– Прочтите-ка вести с фронта.
– Не хочется. У меня возвышенное настроение, а теперешние штабы не умеют преподносить баталии.
Я припоминаю старое сообщение:
«Потоцкий, роскошный обжора и пьяница, потерял битву».
Это о сражении с Богданом Хмельницким под Корсунем.
Ветер бегает босыми скользкими пятками по холодным осенним лужам, в которых отражается небо и плавает лошадиный кал.
Ольга решает:
– Завтра пойдем к вашему брату. Я хочу работать с советской властью.
29
Реввоенсоветом разрабатывается план подготовки боевых кадров из подростков от 15 до 17 лет.
30
Мы подходим к номеру Сергея. Дверь распахивается. Седоусый, прямоплечий старик с усталыми глазами застегивает шинель.
– Кто это?
– Генерал Брусилов.
К моему братцу приставлены в качестве репетиторов три полководца, украшенных, как и большинство русских военачальников, старостью и поражениями.
Если поражения становятся одной из боевых привычек генерала, они приносят такую же громкую славу, как писание плохих романов.
В подобных случаях говорят:
«Это его метод».
Сергей протягивает руку Ольге.
Он опять похож на большого дворового пса, которого научили подавать лапу.
Мы усаживаемся в креслах.
На письменном столе у Сергея лежат тяжелые тома «Суворовских кампаний». На столике у кровати жизнеописание Скобелева.
Я спрашиваю:
– Чем, собственно говоря, ты собираешься командовать – взводом или ротой?
– Фронтом.
– В таком случае тебе надо читать не Суворова, а записки барона Герберштейна, писанные в начале XVI столетия.
Сергей смотрит на Ольгу.
– Даже в гражданской войне генералиссимусу не мешает знать традиции родной армии.
Сергей продолжает смотреть на Ольгу.
– Стратегия Дмитрия Донского, великого князя Московского Василия, Андрея Курбского, петровеликских выскочек и екатерининских «орлов» отличалась изумительной простотой и величайшей мудростью. Намереваясь дать сражение, они прежде всего «полагались боле на многочисленность сил, нежели на мужество воинов и на хорошее устройство войска».
Ольга достает папироску из золотого портсигара. Сергей смешно хлопает себя «крыльями» по карманам в поисках спичек.
Я не в силах остановиться.
– Этот «закон победы» барон Герберштейн счел нужным довести до сведения своих сограждан, и посланник английской королевы – до сведения Томаса Чарда.
Сергей наклоняется к Ольге:
– Чаю хотите?
И соблазняет:
– С сахаром.
Он роется в портфеле. Портфель до отказа набит бумагами, папками, газетами.
– Вот, кажется, и зря нахвастал.
Бумаги, папки и газеты высыпаются на пол.
Сергей на лету ловит какой-то белый комок. В линованной бумаге лежит сахарный отколочек.
– Берите, пожалуйста.
Он дробит корешком Суворова обгрызок темного пайкового сахара.
– У меня к вам, Сергей Василич, небольшая просьба.
Ольга с легким, необычным для себя волнением рассказывает о своем желании «быть полезной мировой революции».
– Тэк-с…
Розовое пятно на щеке Сергея смущенно багровеет.
– Ну-с, вот я и говорю…
И, ничего не сказав, заулыбался.
– О чем вы хотели меня спросить, Сергей Васильевич?
Он почесал за ухом.
– Хотел спросить?..
Чай в стаканах жидкий, как декабрьская заря.
– Да…
Ложечка в стакане серая, алюминиевая.
– Вот, я и хотел спросить…
И почесал за вторым ухом:
– Делать-то вы что-нибудь умеете?
– Конечно нет.
– Н-да…
И он деловито свел брови.
– В таком случае вас придется устроить на ответственную должность.
Сергей решительно снял телефонную трубку и, соединившись с Кремлем, стал разговаривать с народным комиссаром по просвещению.
31
Марфуша босыми ногами стоит на подоконнике и протирает мыльной мочалкой стекла. Ее голые, гладкие, розовые, теплые и тяжелые икры дрожат. Кажется, что эта женщина обладает двумя горячими сердцами и оба заключены здесь.
Ольга показывает глазами на босые ноги:
– Я бы на месте мужчин не желала ничего другого.
Теплая кожа на икрах пунцовеет.
Марфуша спрыгивает с подоконника и выходит из комнаты, будто для того, чтобы вылить воду из чана.
Ольга говорит:
– Вы бездарны, если никогда к ней не приставали.
32
Ольга формирует агитационные поезда.
Юноша с оттопыренными губами и ушами величественно протягивает мне руку и отрекомендовывает себя: