— Знаю, отче, знаю.

Отец Сергий, в принципе, как и Сашка, попал к нам после встречи лицом к лицу с нечистью. Так мало того, что выжил в этой встрече, так еще и вышел из нее победителем. Забить нательным крестом малого ракшаса, который доедал девочку, это дорогого стоит. После этого инцидента наш босс зубами выгрызал к нам в отдел боевого батюшку. И выгрыз-таки. Его появления мы с Милошем ждали как манны небесной. Да и просто интересно было глянуть на этого монстра в рясе. На удивление, Сергий примчал к нашему офису на байке, в черной кожанке, а не на каком-нибудь другом виде транспорта. Рослый, со смолянно-черной бородой, его запросто можно было принять за матерого байкера. Но нет. Более кроткого и спокойного человека мир не видывал. Мы долго расспрашивали его, как же ему удалось одолеть ракшаса, на что он лишь смиренно улыбался в бороду и отвечал: «На то была воля божья». Ну воля и воля, пусть так. Позже мы узнали, что поп наш — служивший, прошедший две компании на Кавказе, и самая первая встреча с нашими извечными противниками была там. Тогда-то молодой отец, только что получивший свой сан, окончательно и уверовал в силу божью. А в том приходе, в который он был направлен после Кавказа, и где погибла девочка, гулявшая ночью, давно творилась какая-то дичь. Об этом знало церковное руководство, но решили замолчать. И отправить туда Сергия. Почему не обратились к нам — неизвестно. Но русская православная церковь известна своим умением хранить секреты.

Сергий не был оперативником в прямом смысле этого слова, как я или Милош, но у него очень хорошо получалось находить информацию, да и знание старославянского было огромным плюсом. К нам в души он не лез, что добавляло еще больше нашего уважения к нему, но иногда, после особенно тяжелых операций, его слово, его спокойствие, помогало унять боль и снять груз с души.

Как правило, насколько мне известно, в спецотделы, подобные нашему, попадали только православные. Возможно, это зависит от территории нахождения, а возможно, просто так получалось, не суть важно. Меня крестили еще младенцем, Милоша так вообще вырастил в горном монастыре православный старец, который во времена печально известной кровопролитной войны сербов с албанцами, случайно нашел в лесу одиноко сидящего и плачущего мальчика, всего оборванного и перепачканного в крови. Подумав, что парнишка сирота, забрал к себе в приход, где обучал его праведной жизни. Когда же Милош начал оборачиваться, взялся за его воспитание с утроенной силой. Убить нечистого по рождению, но воспитанного в строгости и смирении уже подростка, старец не дал никому, как и не стал делать этого сам. За что ему мое личное и персональное спасибо. После тихой смерти своего приемного отца, Милош уехал в Россию, а нательный крест его отца всегда висит на его шее.

За 18 лет нашего знакомства, своевольный, блудливый, немного распиздяйский серб стал мне роднее кровного брата. Несколько раз прикрывал меня, вытаскивал из таких жоп, что вспоминать страшно. Впрочем, как и я его. Не зря говорят про русских и сербов — один цвет, одна вера, одна кровь.

Сашка пришел к нам полгода назад, после года лечения и реабилитации. Хмурый, замкнутый лопоухий двадцатилетний паренек, он до боли напоминал мне себя самого. В больницу он попал после инцидента на военных учениях. Тогда на группу солдатиков-срочников и пару офицеров напала упыриная стая. И эти твари, не смотри, что тупые как пробки, действовали хитро. Сначала устранили офицеров, как потенциальную угрозу, а потом принялись за молодое мясо. Сашку нашли без сознания, но живым… Рядом с ним лежало несколько разорванных автоматными очередями упыриных тел. Санек был готов биться до конца. Об этом красноречиво говорила зажатая в руке граната. Почему его не сожрали- загадка. Что-то спугнуло, наверное.

Узнав его историю, отец Сергий сказал, что из таких, как Малой, и вырастают настоящие защитники православных земель. Готовые умереть, но не сдаться. На память сразу же приходили моряки Севастополя, которые рвали себя и вражеские танки связками гранат, когда кончались патроны, солдаты, которые закрывали собой амбразуры и пулеметы, гордые, пусть и не православные полицейские, которые под дулом пистолета говорят «Работайте, братья», летчики, подрывавшие себя на чужой земле, чтобы забрать с собой побольше игиловцев и кричащие перед подрывом: «Это вам за пацанов», офицеры, вызывающие огонь на себя. Перечислять можно бесконечно долго. Сколько их таких было за все время существования мира? Потом, в курилке, босс наш сказал, что парня он специально забрал к нам по двум причинам. Первая: в отделе царила дружеская, почти семейная обстановка, что ему сейчас было необходимо больше всего, так как парень — детдомовский. Вторая: у нас одни из самых долгоиграющих оперов, с огроменным опытом. Парня нужно натаскать, у Малого будет большое будущее. Возможно, его после пары тройки лет отправят командовать собственным отделением, а может — как достойную замену нам.

Санек влился в коллектив моментально и стал меняться на глазах. Из загнанного в угол зверька, который огрызался почти на каждое слово, и пытался показать свою молодецкую удаль, превратился постепенно во вдумчивого, последовательного оперативника, который принимает взвешенные решения. Он перестал пытаться завоевать свое место в выдуманной им же самим иерархии между нами тремя. Он не сорвался после первого задания, хотя мы и караулили его, опасаясь необдуманных импульсивных действий, но нет. После крещения огнем, он не стал напиваться, как делают это многие, не стал пускаться во все тяжкие. Он просто… уснул. Проспал он в отделе что-то около суток. За все наши попытки разбудить его, наша Нина грозилась нас всех поубивать, если мы не дадим ребенку заспать стресс. Ведь сон — лучшее лекарство.

Ну, а наша Нина — это нечто! Бодрая старушка с огненно-рыжими волосами, ярко-красным маникюром, и дико красивыми зелеными глазами была душой нашей маленькой компании. Я без стеснения мог назвать ее матерью, столько она нянчилась со мной, с Милошем, с Сашкой. Она — тот самый крепкий цемент, что удерживает трех, ну хорошо, пока еще двух с половиной вспыльчивых мужиков на поводке. Где ласковым словом, где теплым объятием, а где и жестким, но не обидным материнским подзатыльником. Таить обиду на нее было невозможно. Одним своим присутствием она разряжала напряженную атмосферу. А еще она нас лечила. Если отец Сергий лечил души, то Нина лечила тело. Снадобьями, зельями, и хирургическим скальпелем. Внимательный слушатель, еще более опытный врач, она ставила на ноги