Миша остановил трактор возле ворот, спрыгнул с крыла с лихостью танкиста, вернувшегося из боевого рейда, отряхнул руки, с залихватским прищуром глянул на Полину и заявил:

— Дело сделано, хозяюшка!

Полина кивнула, достала из кармана деньги. Миша взял их, пересчитал, вернул большую половину и сказал:

— Только за навоз возьму и за соляру.

Полина качнула головой, отказываясь от бесплатной работы. А сделал Миша немало, весь день, считай, убил. Навоз привез, разбросал, запахал в землю. Большое дело, сама Полина не справилась бы.

— Остальное натурой. — Миша улыбнулся и сунул деньги ей в карман.

— Ага, сейчас! Только баньку растоплю! — выдала Полина и подняла руку, как будто собиралась покрутить пальцем у виска.

— А ты разве не растопила?

— Езжай домой! — сказала она, вынула деньги и ловко вложила их Мише в нагрудный карман рабочего комбинезона.

Не хотела она в баньку, и дело было даже не в Мише. Уже три месяца прошло с тех пор, как умерла мама, а Полина все не могла избавиться от чувства вины. Мама и без того должна была отойти. Все на это указывало. Баня не ускорила процесс, дала телесную и даже духовную чистоту. А еще Варвара приехала. Мама простилась с любимой дочерью и спокойно умерла, намытая и отпаренная, в чистом исподнем. Ее даже обмывать не пришлось.

Полина все это понимала, однако все винила себя. В бане находиться она не могла. Как только зайдет в парилку, так и увидит маму, ощутит на себе ее грустный, прощальный взгляд.

— Я за натуральный продукт сказал. Бутылек поставь! — заявил Миша.

— Я принесу, — сказала она.

— Ну уж нет, вместе посидим! — Миша взял ее за руку, чтобы не ушла.

Полина глянула на него резко, но с любопытством. А ведь нет больше противной бороды, стрижка свежая. Миша помолодел лет на десять. Даже одежда на нем чистая, комбинезон совсем новый, с яркими оранжевыми вставками.

— Только не приставай! — предупредила она его.

Перед ее мысленным взором всплыло вдруг болото, хлипкая тропка через него. По такой дорожке ходить опасно. Тут осторожность нужна и удача. Если повезет, пройдешь и ноги не замочишь, а если нет, утонешь, сгинешь навеки. Может, лучше в обход? Послать Мишу к черту, пусть проваливает!

— Нет, конечно, не буду! — В грудь себя он ударил бодро, а улыбнулся лукаво.

Сейчас у него, конечно, чистые намерения, но водка может все испортить. Не зря ее проклятой зовут.

Полина качнула головой. Нет, не станет она делать ему скидку на водку, просто пошлет лесом, пусть гуляет. Только вот отговаривать его — дело бесполезное. Тут хитрость нужна.

— Ты давай трактор поставь, а потом уже заходи. Я пока на стол накрою.

Полина говорила одно, а думала о другом. Не откроет она ему, не будет никакого застолья. Потопчется он у порога и уйдет. Миша смирный, когда трезвый.

— Так не знаю. Ларка может не отпустить.

Полина вопросительно повела бровью. Знала она эту Ларку. Бабе уже за тридцать, гуляла от всей души, по рукам ходила, а замуж так и не вышла. Теперь вот за Мишу взялась.

— Она баба вздорная, — сказал он и хитро посмотрел на нее.

Дурой будет Полина, если не вцепится в него двумя руками, упустит свой последний шанс. Он мужик справный, бабы за ним бегают, и Полина должна за него бороться. Но это он так думает, у нее свое мнение на этот счет.

— Ну, значит, в следующий раз.

— Когда в следующий раз? — с разочарованием и надеждой спросил он.

— Или сегодня. Но потом, попозже. — Полина кивком показала на ворота и пошла их открывать.

— Жди! — запрыгивая на трактор, с небрежностью гусара бросил он.

Миша уехал, Полина закрыла за ним ворота, но в дом заходить не стала, села на любимую скамейку, опустила голову, сложила руки на коленях. А чего, собственно, она о себе воображает? Мише, конечно, далеко до Андрея, с Вадимом ему вообще никогда не сравняться, но так и она не Венера Милосская в девичестве. Двадцать семь лет скоро, а личной жизни нет, одно только жалкое существование, днем работа, ночью тоска.

Иногда хочется прижаться к сильному мужскому плечу, да так, чтобы аж до костей пробрало, никаких пустот не осталось. А Миша мужик не последний. Первым парнем на деревне был, сейчас вот опять крылья расправляет. Возможно, это Лара положительно на него влияет, но почему она? Почему Полина пустила все на самотек? Разве Миша не предлагал ей руку и сердце? Разве у нее есть какая-то альтернатива?

Полина уже сделала свой выбор, осталась в деревне, даже на работу в сельскую амбулаторию устроилась, на полставки, прививочной сестрой. Зарплата не ахти какая, но ей одной хватает, еще и остается. Дом большой, удобный, обставленный, все есть, все на месте. Урожай собран, зерна, картошки, солений и закаток хватит на весь год, впереди холодная, но не голодная зима.

Мамы нет, даже поговорить не с кем. С ума от одиночества можно сойти.

Полина тряхнула головой, поднялась. Осень, уже темнеет, а впереди долгий вечер, и нечем его занять. Посидели бы с Мишей. Но так не придет же он, Лара двумя руками в него вцепится. Ну и не надо. Даже хорошо будет, если этот тракторист тут не появится.

Работы на сегодня еще много. Рытвины кое-где после трактора остались, их заровнять надо, углы на вспашке подправить. Но почему бы не перенести все это на завтра? Сегодня уже столько всего сделано, что хоть праздник справляй. А почему бы и нет? В баньке попариться, наливочку попробовать.

Наливочки у нее много. Есть вишневая, сливовая, клюквенная. Для гостей делала. Только вот не едет никто. У Варвары свой дом за городом, собственный свежий воздух и баня с бассейном.

О Вадиме Полина старалась не думать, выбросила из головы и Мишу. В баню она пошла в обнимку со своим одиночеством, но без страха, так, как будто ее сопровождал мужчина. Да и не было у нее другого выхода, кроме как открыть банный сезон. Холодно уже для летнего душа, в доме ванной комнаты нет, в тазике на кухне мыться неудобно, а в бане все предусмотрено, даже вода из скважины подведена.

Полина растопила печь, вернулась в дом. Стараясь не думать о Мише, она начистила картошки, спустилась в погреб, взяла банку огурцов, квашеной капустки, соленых грибов, не забыла и о наливочке.

В бане в клубах жаркого пара Полина снова увидела маму, но подумала о Вадиме, вспомнила, как он касался ее. Низ живота налился порхающей тяжестью. Ей захотелось посильней отхлестать себя веничком. А еще лучше было бы вложить его в сильную мужскую руку, и чтобы от всей души, до самых до костей и даже глубже!..

Но сильная мужская рука так и не появилась. Полина вернулась в дом, расчесала волосы, накрасила губы, встала к плите. Сейчас она нажарит себе картошечки, выпьет наливочки, а всех, кто не с ней, пошлет к черту!