Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пойми… Я не хочу, чтобы папа зависел от той женщины. Которая очень от всех устала.
— Почему?
Мамин голос как-то осел… или присел от раздумья.
— Потому что я люблю папу.
Мама удивленно замолкла. Наверно, предполагала, что папу любит только она одна.
Мама медленно, продолжая на ходу удивляться, покинула мою комнату и задумчиво прикрыла за собой дверь. Я же, наоборот, босиком подбежала к столу, зажгла настольную лампу, свет которой не пробивался наружу, и вытащила первую свою тетрадку. Сколько их еще впереди! Ведь коли я владею особой способностью, факты моей жизни должны сохраниться. Сначала секретно, в ящике письменного стола, а после… Они могут быть обнаружены моими потомками, и им пригодиться. А если не только им? Одним словом, следует все подробно записывать. Но время от времени, проницательнее вглядываясь в прошедшее, я записи свои, наверно, начну овзрослять: что-то вписывать, дополнять… Не чтобы самой выглядеть более мудрой, а чтобы интереснее выглядели мои тетрадки. Раз уж не исключено, что их будут читать!
Как я превращалась в звезду
Вскоре меня вызвала к себе директриса нашей школы. Об этом мне сообщила ее секретарша. А сама директриса, встретив меня в своем кабинете, привстала, указала на кресло и произнесла: «Я тебя пригласила…» Между «вызвала» и «пригласила», мне кажется, есть разница.
«Слова же „директор“ и „секретарь“ вроде бы не имеют женского рода, — размышляла я, когда направлялась в кабинет. — Но ведь если общаешься не со словами, а с людьми, они всегда относятся к какому-то полу. Поэтому женщину все-таки лучше называть директрисой…»
Я люблю не только догадываться, но и поразмышлять. Маму это пока не тревожит. Хотя мои догадки как раз и появляются в результате моих размышлений. Но об этом тоже следует догадаться.
То, что директриса меня к себе пригласила, было большим событием. Обычно она приглашала не нас, школьников, а наших родителей. Чтобы о нас с ними поговорить. Правда, она почти никогда не жаловалась на нас, а обсуждала с мамами и папами проблемы нашего воспитания. Чаще с папами, так как считала, что нам прежде всего необходимо мужское воспитание. То есть мужественное! Это она объясняла жестокостью века, необходимостью битвы за выживание человечества и даже наступлением терроризма. Пап она, я догадывалась, предпочитала еще и потому, что никогда не была замужем. А понятия «мужество», «мужчина» и «муж» — от одного корня.
Предпочитая пап, директриса за собой очень следила. И платья ее, и костюмы, и кофточки, и тщательно, словно клумба, выложенная садовником, прическа, из которой ни один волосок не позволял себе выбиваться, да и очки в перламутровой полупрозрачной оправе — все это выглядело только что купленным в магазине.
Однажды я слышала, как директриса объяснила свою безукоризненную прибранность тем, что обязана быть образцом и примером. Конечно, для нас, учеников, а не вообще для всех на земле. Лишь одно в качестве образца не присутствовало: женская красота, так как ее нельзя было купить в магазине.
Зачем она меня вызвала? Мама была бы довольна: я не смогла догадаться.
— Я тебя пригласила, чтобы ты помогла мне сплотить учеников, учителей и родителей!
— Я?!
— Твой талант.
Директриса была очень восторженной и почти всех обожала. А еще она всё и всех хотела постичь.
— Тебя прозвали Смешилкой. Это милое, доброе прозвище. И я очень хочу постичь твой юмор.
Смотрела же она так пристально, будто абсолютно всю меня постигала, просвечивала, как чемодан на таможне. И сразу перешла к своим «обожаниям»:
— Ты знаешь, что я больше всего обожаю таланты! Ничто не сближает так, как искусство. И я мечтаю всех духовно объединить! Тебе известно, как я обожаю ваших родителей, наших учителей и вас, детей, которых они, не жалея сил, растят и воспитывают! — Своих детей у нее, к сожалению, не было. — Каждый месяц будем устраивать сплачивающие концерты!
Директриса постоянно что-то изобретала: дома ее никто не ждал и торопиться ей было некуда.
— Ты выступишь в заключение… Потому что после тебя, мне сказали, выступать уже невозможно. Создай хорошее настроение. Ты знаешь, как я люблю дарить людям праздники! И как вообще я люблю людей…
Она очень любила, чтобы все знали, как она их любит. Хотя любовь, я догадывалась, лучше проявлять, чем о ней объявлять.
«Как можно любить всё больше всего? И всех больше всех?» — попробовала я немного поразмышлять.
Но она прервала мои раздумья:
— Постарайся максимально всех рассмешить! Я знаю: ты очень потешно показываешь старушек и постового, который на перекрестке. Изобрази кого хочешь! Только старушек не надо… Скажут, что наши ученики не уважают старость! — Директриса перешла на доверительный тон: — Вот свою бабушку ты бы ведь…
— Она моложе всех у нас в доме!
— Если молодость побеждает возраст, это прекрасно. Но она же не всегда побеждает. Поэтому про старушек не стоит… И не показывай постового-регулировщика. Он нас охраняет!
— Но он сам однажды смеялся, когда я его…
— Потому что ты, наверное, показывала его… ему самому. А не целому залу! — перебила она. — И тем более не показывай мэра. До меня дошло, что ты и его… — Она огляделась по сторонам. — А он как раз будет нашим гостем. И если услышит… Ты ведь хочешь, чтобы в школе был сделан капитальный ремонт? И чтобы школа наша достойно присутствовала в городском бюджете?
Я о бюджете как-то не размышляла, но ответила, что хочу, — наверное, с бюджетом, как и с ремонтом, всегда лучше, чем без них.
— Ну вот… Я обожаю сообразительность!
— Но ведь каждый чем-то распоряжается или что-то решает. Тогда, значит, показывать никого не стоит? — осмелилась предположить я, вспомнив такие же предупреждения мамы.
— Почему? Всех остальных можно. Иностранных туристов, к примеру. Или вот знаменитых гастролеров из-за границы…
— Я их ни разу не видела.
— В общем, поищи в своем багаже. Я слышала, он у тебя — богатый!
Мама говорила про репертуар, а она — про багаж. Но из своего багажа я могла случайно вытащить что-нибудь столь же неподходящее, как вытащила из репертуара.
Одну меня встретили аплодисментами… Хотя важнее не как встречают, а как провожают. Об этом я давно догадалась.
Директриса тут же взлетела на сцену, обняла меня и сказала, что больше всего с самого детства она обожает юмор. Вероятно, отсутствие семьи сберегает могучие физические возможности: директрисе было за сорок, а она взлетала, выскакивала, выпархивала. И признавалась, и признавалась…
— До меня дошло, что наша Смешилка владеет редким даром создавать экспромты! —