Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчик был изгоем, андрогином, боязливым, неуверенным, но отнюдь не глупым – он понял, о чем толковал психотерапевт. Однако, как бы он того ни хотел, его разум наотрез отказывался принимать объяснение специалиста за истину. Рассуждения доктора-материалиста, напротив, окончательно убедили Акима в существовании Марийки: предположение доктора отталкивало своей банальностью, тошнотворным профессионализмом, подгоняющим факты под всем известные и порядком поднадоевшие теории. Аким ожидал от доктора нестандартного подхода к проблеме, идеи, которая мальчику никогда бы не пришла на ум, но доктор, к сожалению, ни подхода, ни идеи не выдал. Объяснение психотерапевта решительно никуда не годилось. Разуму мальчика, его воображению не был ведом путь, а девочка из зазеркалья знала и потому была реальнее всего, что он знал в жизни, потому что надежда и вера, из какого бы источника они ни происходили, реальны всегда.
И Аким снова спал и видел сон, в который вновь пришла Марийка. Все в том же платье в крупный горошек, она сидела на бетонных ступенях в подъезде дома, где он проживал.
– Ты говорила, что хочешь попасть к белому паруснику. Но как? – спрашивал мальчик.
– Я могу указать путь, но мне одной не справиться. Нужна твоя помощь.
– А ты возьмешь меня с собой?
– Только с тобой я и смогу пойти.
– Говори, что делать. Я помогу.
– Для начала отбрось страх, – сказала девочка из зазеркалья, впервые прямо взглянув Акиму в глаза.
– Считай, что его уже нет, – не раздумывая, ответил мальчик. Сказал и сразу поверил в смысл сказанного, как будто произнесение слов наделило их смыслом, и они в тот же миг стали правдой, но где-то – остроумными репликами.
– Тогда слушай…
И Марийка говорила, а Аким слушал, проникался, верил, понимал и запоминал, а после готов был действовать.
Лишь заслышав рингтон будильника, мальчик подорвался, полный решимости. Он следовал указанному пути, когда собирал школьный рюкзак, укладывая в него пенал и всего один учебник – математику, она значилась первым уроком, – заранее зная, что материалы по остальным предметам ему уже не понадобятся. Аким замешкался лишь однажды, когда взгляд его натолкнулся на маленькое зеркальце – подарок странной незнакомки; мысль о ней могла увести его не туда, и он отбросил ее, но зеркальце, тем не менее, взял с собой, положив в карман школьных брюк. Рыжая девочка знала путь, и он покорно следовал ему, когда окидывал прощальным взглядом комнату, возможно втайне желая найти что-то, что заставило бы его свернуть с пути, задержало, заставило передумать, остаться, но ничто не держало Акима в родном доме, ничто не могло помешать движению по намеченному потусторонней подругой маршруту. И он продолжил путь, захлопнув за собой входную дверь квартиры, безвозвратно, как думал он, покидая ее и жизнь, в которой не о чем жалеть, и зашагал по промокшему тротуару без зонта под колким осенним дождем.
Аким, отгородившись от всех невидимой стеной, подошел к школьному крыльцу; он не просто проходил входные двери, а следовал пути, не замечая, как кто-то в очередной раз пнул его по привычке и он щекой проехался по дверному косяку. Ему казалось, что все происходит не с ним или не происходит вообще, – реален лишь путь. А путь вел его по школьному коридору в математический класс, где за несколько минут до звонка успели собраться практически все одноклассники. Они дружно галдели, обсуждая посты в соцсетях, уткнувшись в экраны смартфонов. Аким отстраненно прошествовал мимо этого жужжащего пчелиного роя, уселся за свою парту – последнюю в крайнем ряду, специально для таких, как он, крайних.
Его соседка по парте была уже на месте. Они сидели вместе не потому, что дружили, а потому, что она тоже была своего рода крайней – крайне некрасивой: мышиного цвета волосы обрамляли круглое, с поросячьими глазками лицо, сплошь усеянное прыщами. И имя она носила крайне неподходящее – Любовь. Такие не делают селфи, таким не помогают фильтры, и место им только рядом с подобными или с Пробелом, как называли Акима одноклассники, – пустотой, недоделком, недопарнем. Оба вынужденных соседа вымученно поздоровались, едва взглянув друг на друга.
Прозвенел звонок. Все притихли, когда учительница вошла в класс, – заурядное начало урока заурядного школьного дня. Преподавательница математики раздала задания для контрольной работы – и весь класс тотчас зашевелился: кто-то вертел головой, подавая знаки, в надежде списать, кто-то, не зря протиравший за партой штаны, спешно принялся водить ручкой по бумаге, намереваясь решить задания, и поскорее. Люба принадлежала ко вторым и, не теряя времени, принялась царапать бумагу. Но мальчик следовал пути и даже не взглянул на лежавший на столе вариант.
– Вероника Павловна, можно выйти? – спросил он, подняв руку.
– Иди, Березкин, – со вздохом ответила учительница, – но не задерживайся! Контрольная сама не решится.
Аким поднялся с места. В карман упал мобильник, улегшись там вместе с подаренным незнакомкой зеркальцем. Незаметно прихватив рюкзак, он направился к двери, провожаемый ехидными и, наверное, в чем-то остроумными репликами, вроде: «Эй, смотри внимательно! Где буква "М" – тебе не туда» – «А куда ему?» – «Туда, где пробел!» – и далее: смешки, одобрительный хохот, все как всегда. Тихо прикрыв за собой дверь, он двинулся по коридору.
Аким давно успел свыкнуться с положением отверженного, а в данную минуту его и вовсе ничто не волновало, кроме белого парусника, на палубу которого он вскоре ступит, следуя пути.
Путь, однако, проходил по странным местам. Он вел в туалетную комнату, которая в самом начале урока была свободна, а значит, ничто не мешало. Аким быстро вошел, прикрыв за собой дверь. Над раковиной висело зеркало – уже изрядно заляпанное. Аким предполагал это и заранее подготовил тряпочку. Заботливо протерев зеркальную поверхность, мальчик добился чистоты отражения, не идеальной, но сносной, насколько это возможно. Зеркальная гладь явила бледное худенькое лицо, скорее девичье, открытое лицо – длинные волосы убраны в хвост, испуганные глаза освещал одинокий солнечный лучик, невольно заглянувший в оконце, чудом пробившись сквозь плотную серость осеннего неба.
Мальчик, отвернувшись от отражения, сунул руку в рюкзак, где нащупал небольшой предмет цилиндрической формы – красный маркер. Волнение охватило Акима, ведь именно сейчас он подошел к той черте, переступив которую не будет пути обратно. Кровь отхлынула от конечностей, ноги немели, подкашивались. Похолодевшими пальцами он коснулся маркера, вытащил его из рюкзака. Короткой, похожей на предупредительный сигнал вспышкой мелькнула мысль, что еще не поздно вернуться в класс, написать контрольную, продолжив день – такой же, как сотни других до него. Но будто почуяв сомнение, незримое присутствие вновь явило себя – из зеркального омута рыжеволосая девочка одним взглядом примагнитила ускользавшее внимание Акима, и вместо зеленых глаз, испуганных и растерянных, в отражении проявились глаза серо-зеленые, горящие, дерзкие – такой взгляд прогонял прочь не только сомнение, но и всякую мысль о нем.