– Сейчас вы нравитесь мне больше, чем вчера и сегодня утром, – заявил папа добродушно. – Если честно, тогда вы показались мне мрачным и замкнутым, а теперь я вижу, что ошибся.

«Разумеется, он был мрачным и замкнутым, потому что думал о ссоре с Аллой. Другой вопрос, почему сейчас он не такой. Если бы они помирились, он не пришел бы вовсе», – подумала я и ощутила нетерпение: когда уже родители уйдут к себе и я смогу расспросить его как следует?!

– Я просто оба раза на работу опаздывал, – сообщил Стас. – И все равно нашел время заскочить к Иде…

– Брось, мы тут все взрослые люди, – перешел на «ты» отец. – Ясно, что ты у нее ночевал. Но знаешь, Ида уже взрослая, так что я никого отчитывать за это не собираюсь.

– Тебе крупно повезло с родителями, ты в курсе? – Повернувшись ко мне, Стас взял меня за руку и чуть ли не торжественно поднял наши сплетенные руки – так, что родители их видели.

Наверное, это должно было означать «мы пара, мы счастливы и никого не стыдимся». Интересно, зачем ему понадобилось все это изображать?

– Конечно, в курсе.

Я осторожно высвободила руку, будто чтобы подлить маме сок. Она запротестовала, прижав к себе пустой стакан, и снова стала нервно вертеть его в руках. Да, с полным этот трюк бы не прошел.

– Так, говоришь, ты работаешь с первых курсов, – произнес папа оживленно. – Какой молодец! Получалось совмещать?

– Честно говоря, я много пропускал в институте, – признался Стас. – Полдня всегда бывал на работе. Но в конце концов сессии сдавал. На «заочку» переводиться не хотелось – меня бы сразу в армию забрали…

– А что ж не забрали теперь? Ты сказал, уже два года как закончил.

– Теперь нельзя. У меня язва.

– Язва или «язва»? – Папа изобразил воздушные кавычки.

– Нет-нет, действительно язва. Неправильное питание и все такое…

– Беспокоит?

– Бывает…

Я заерзала на стуле. Стас никогда не говорил мне о язве. В принципе я даже не спрашивала, почему его не забрали в армию. Только кивала, когда он сообщал, что в очередной раз идет в военкомат с какими-то справками. Может, он рассказывал, но я прослушала? А что, очень возможно.

«Неправильное питание» – это неудивительно. Не сомневаюсь, что у Аллы руки растут не из того места. Готовить – да что вы, она вообще выше этого, да и маникюр же можно испортить. Раньше он жил в основном у родителей, они наверняка кормили его нормально.

Бедняжка, надо будет как-нибудь сварить ему диетический суп, что ли, подумала я.

– Ну ладно, уже поздно, пора и честь знать, – заметил папа внезапно.

– Половина десятого, – удивленно посмотрев на часы, сказал Стас.

– Да, уже поздно, – повторил папа.

– Мы рано ложимся, – вставила мама робко. – К тому же завтра на работу. И вам, наверное, тоже.

Ну вот, теперь он знает, что они «жаворонки» – дай бог, чтобы не вспомнил, что я говорила ему, будто они могут засидеться допоздна. Не в первый раз, кстати, говорила.

– Да, верно. Мне тоже пора домой. – Стас поднялся, и я изумленно глянула на него.

Он собирается уходить?! Совершенно не похоже на него. Зачем же тогда он пришел – неужели только ради знакомства с моими родителями?!

– Далеко живете? – спросила мама.

– Нет, довольно близко. Потому и могу забегать к Иде до работы, если она не спит, – зачем-то соврал он.

То есть, может и не совсем соврал – он же сказал не «забегаю», а «могу забегать», а теоретически он действительно мог, особенно если бы ночевал у родителей, которые жили в пятнадцати минутах ходьбы от меня.

Папа бросил на него оценивающий взгляд («Хм, он что, правда просто заходил, а не оставался у нее?»). Это не исключало того, что иногда Стас все-таки остается, но все равно было дополнительным бонусом в его копилку.

В коридоре я расцеловала родителей и пожелала им спокойной ночи и нерешительно подошла к Стасу. Обычно мы никак не прощались, если не считать беглого «давай, до скорого», но маму с папой бы это, наверное, насторожило. В то же время страстно целовать его на глазах у них мне тоже как-то не хотелось. Стас спас ситуацию, легонько обняв меня и чмокнув в щечку.

– Ну, пока, – облегченно выдохнула я, пообещав себе задать ему кучу вопросов при следующей встрече. Нет, не по телефону – мне хотелось видеть его, когда он будет мне это объяснять.

Мама едва смогла протиснуться в дверной проем со своим букетом, и это подтверждало мою догадку насчет трудностей, с которыми столкнулся Стас в лифте (там-то двери были еще уже). Момент, когда в квартиру с цветами заходил он, я как-то пропустила – может, из-за того, что была в смятении.

Закрыв за гостями, я отправилась убирать со стола и мыть посуду. Захотелось лечь пораньше – все-таки я проснулась в семь утра.

Я расстелила постель, прочитала перед сном десяток страниц первой попавшейся книги (после чтения всегда уютнее спится) и уже погасила свет, когда услышала три звонка в дверь. Условный знак.

– Ох, – вздохнула я.

На сей раз Стас был, разумеется, без цветов и выглядел замерзшим.

– Что такое? – впуская его, шепотом спросила я.

– Целый час пробродил по улице. – Он дохнул на ладони и энергично потер их одну об другую.

– Зачем?

– Ждал, пока твои родители уснут! Свет в их окнах погас давно, но я все-таки решил перестраховаться. Они ведь могли услышать мои звонки и разочароваться во мне. Как думаешь, раньше они не слышали их по ночам? Надеюсь, что нет…

– Объяснишь мне, в чем дело? – перебила я.

– А ты сделаешь мне чайку погорячее?

– О`кей. А ты уверен, что с язвой можно пить сильно горячее?

– Ничего с моей язвой не случится.

– Давно она у тебя?

– Два года назад обнаружили.

– Ты не говорил.

– А надо было?

– Уф, значит, и правда не говорил.

– Ты, конечно, решила, что прослушала? Нет, на сей раз нет. Ты не волнуйся, пропускать ненужную информацию мимо ушей – навык полезный. Если бы ты этого не умела, разве стал бы я тебе часами рассказывать про Аллу? – Стас разулся и повесил на крючок пуховик.

– Кстати, как там с Аллой? – поинтересовалась я.

– Никак. Мы расстались.

– Это я уже слышала. По-прежнему не созванивались?

– Да расстались мы, зачем нам созваниваться.

– Ладно, ладно. – Я прошла на кухню, включила свет и электрический чайник.

– Прости, что потревожил. Не думал, что ты так рано ляжешь.

– Кое-кто разбудил меня утром.

– Это не я,