— С котятами так нельзя, — строго сказала она. — Это не живая игрушка. Нельзя их тискать, ты можешь малышу что-нибудь повредить. Видишь, какой маленький и слабенький. И тем более целовать. А вдруг у него глисты? Ведь ты притащила мне его с улицы.

Девочка захлопала длинными ресницами и заныла:

— Надежда Артуровна, я больше не буду. Я не хотела… Я только хотела… Я хотела его пожалеть…

— Хотела, не хотела… — Надежда была строга. — Котенок — зверюшка хрупкая, надавишь посильнее, тут он и погибнет.

Глаза девочки наполнились слезами.

— Я больше не буду…

Надежда поняла, что с воспитанием пора завязывать, а то девчонка разрыдается.

— Не плачь. Я тебе всё правильно сказала. Ты девочка уже большая, всё сама хорошо понимаешь и обижать Лучика не будешь. Ведь не будешь?

Алиса шмыгнула носом и кивнула.

— Не буду. Я большая.

— Вот и хорошо. А сейчас мы с тобой чаю попьём. Будешь чай? С конфеткой?

Они отправились на кухню. Надя помогла Алиске влезть на высокий стул, налила ей чай в чашку и положила перед ней конфету.

— Тебе мама разрешает есть шоколадные конфеты?

— Да. Только немного.

— Тебе не горячо? Хочешь я долью в чашечку кипяченой воды?

Девочка кивнула, и Надя налила ей в чашку воды, чтобы ребенок не обжегся.

— А что Лучик ест? — спросила девочка, разворачивая фантик конфеты «Красная Шапочка».

— Молоко пьет. А сейчас попробовал впервые кошачий корм. Знаешь, сегодня до тебя ко мне курьер приходил и притащил мне коробку со всякой кошачьей всячиной.

— Это мой папа прислал.

Надя удивленно посмотрела на нее.

— Твой папа? Откуда ты знаешь?

— А я ему утром звонила, и он мне рассказал. Правда, перед этим немного поругал, что я вам без спроса Лучика принесла. У меня папа очень-очень хороший, я его ужасно люблю. Он у меня герой.

— Герой?

— Да. Он совершает героические поступки. Так одна тётя сказала. У него прошлым летом один мальчик дома жил. Папа сказал, что у мальчика нет родителей. Мальчик очень болел. Папа оплатил ему операцию. Мальчик, его Антон зовут, стал совсем здоровый. Папа отправил его в санаторий. Он сейчас в детском доме живет. Папа его навещает и всем ребятам привозит подарки. Правда, сейчас он не может сам ездить… Он директор капара… карпаранции и даже входит в список хорест. Нет, фогос…

— Форбс? — улыбнулась Надежда. — Да, твой папа очень хороший.

— И мама у меня тоже хорошая, только она очень нервная. Поэтому она всё время сердится и времени у нее мало, она очень занята.

— И чем же она занимается?

— Я не знаю. Но всегда, когда я ее прошу почитать мне книжку или поиграть со мной, она отвечает: «Я сейчас не могу, я очень занята». И она не позволит мне Лучика взять, потому что от кошаков аллергия. От всех волосатых животных в доме аллергия, так мама говорит. Поэтому у нас дома никто не водится — ни попугайчики, ни хомячки, никто… А я хочу и кошку, и щенка.

— И за собакой, и за кошкой, да и за хомяком надо ухаживать. Они как маленькие дети — их нужно правильно кормить, гулять с ними, заниматься, водить к врачам. Ты еще маленькая, вот подрастешь и заведешь себе кучу хвостатых друзей, хорошо?

— Да. И папа так говорит. Надежда Артуровна, а можно я к вам буду приходить играть с Лучиком?

— Конечно, можно. Только у мамы нужно спросить разрешение.

— Мама не разрешит.

— Это почему?

— Я знаю. От нее все плачут.

— Кто эти «все»?

— Клавдия Ивановна плакала, Марина, Ольга Алексеевна… И Полина тоже. А недавно плакала Нина Петровна.

— Кто эти тёти?

— Мои няни. Они приходят, а потом уходят от нас. А в Нину Петровну мама запулила тарелкой и попала ей по ноге. Я видела, Нина Петровна плакала. А Полина даже хотела на маму в суд подать, я слышала.

Надежда покачала головой.

— Ничего себе… Слушай, а мама знает, что ты здесь, у меня?

— Кажется… А у вас есть мама и папа? — перевела разговор Алиса.

— Папу я своего не видела ни разу, он очень рано ушел…

— На небо?

— Да… А мама моя, Галина Николаевна, живет далеко, в городе, в котором я родилась.

— А где ваш город?

— Ты можешь говорить мне «ты», — разрешила Надежда. — Я с мамой живу в Санкт-Петербурге, но на разных квартирах. У мамы…

— Сердитый характер? — догадалась Алиса.

— Да, наверное, это так. Но она моя мама, и я люблю ее, какой бы она ни была. А здесь я квартиру снимаю.

— Я тоже свою люблю! — заулыбалась Алиса. — А ты хорошая!

— Спасибо, ты тоже.

— Давай дружить? Ты, я и Лучик!

— А у тебя нет подружек… твоего возраста?

— Нет… — опустила голову Алиса. — Мама не разрешает. Я от них плохого наберусь, но вы… ты мне тоже подходишь.

— Спасибо, конечно… — Надежда погладила малышку по волосам.

Алиса прильнула к ней, сердце Надежды сжалось.

— Алиса, я хочу тебе сразу же сказать, ты не должна привязываться сильно ко мне и… Лучику. Дело в том, что я здесь ненадолго, я уеду через шесть месяцев.

— Навсегда? — ахнула Алиса.

— Зависит от моей работы. Возможно, когда-нибудь еще попаду сюда, может быть, нет.

— У тебя плохая работа, — насупилась девочка.

— Да? Не знаю, меня всё устраивает. Поэтому, если ты хочешь Лучика, то бери его сейчас. Иначе я его увезу.

Алиса обхватила ее маленькими руками.

— Мне будет больно расставаться с Лучиком, но ты хорошая, и я тебе его подарила. Я же его принесла, чтобы ты не была одна. И мне теперь тепло.

— Тепло, милая?

— Да! Ведь ты больше не говоришь, что отдашь его, — ответила Алиса. — Если бы я…

Но дальше Надежда не дослушала, так как снова прозвучал требовательный дверной звонок. Она встала и молча открыла дверь.

На пороге возникли две женщины. Одна немолодая, просто одетая, взволнованная. А вторая — кинодива. В худшем исполнении. Высокая, худая, с темными и длинными волосами, Лицо красотки явно было знакомо со всеми ухищрениями современной косметологии, и главное, что ее выдавало — это губы уточкой, как у кряквы, и широченные брови, как у Брежнева. Одна из миллиона дурёх, которые не понимают, что такое настоящая красота, а делают из себя жутковатые копии похожих друг на друга кикимор. Верный признак, что у дамочки со вкусом не всё в порядке. Взглядом она хотела Надежду испепелить.

— Мама, мама, смотри какой котик! Его Лучик зовут! — выглянула из-за Надежды Алиса, протягивая к матери котенка.