Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Очень хорошо, что тебе лучше, — радуется Грибов, — значит, ты в состоянии с нами проехать? Не в больницу. В отделение.
Капитан между тем, под шумок, заходит в крохотную прихожую, которой больше подойдёт слово «сени», и мнётся у порога. В приоткрытую дверь видно радостную физиономию младшего лейтенанта Степанова. Улыбка у того, вообще до ушей. Да что тут, блин происходит⁈
— С какой целью? — напрягаюсь я.
Неужели они докопались до чего-то незаконного в моих делах? Отчаянно пытаюсь вспомнить, что лежало в моём рюкзаке, который подбросила милиции Лида.
Ни книжек, ни кассет с записями, ни денег… Аппаратура, и всё. Легально приобретённая, на всё чеки есть. Да и не стал бы Коля Степанов так радоваться, прищучив своего напарника по бегу и тренировкам.
— Убивца твоего опознать надо! — оправдывает мои ожидания Степанов, — Взяли мы гада!
— Как взяли⁈ — чуть не падает со стула Лида.
Взгляд у неё мечется, как у пойманной синицы. Незаметно под столом с силой наступаю ей на ногу. Лицо Лиходеевой кривится от боли, но соображалка включается.
— Кто же это оказался? — спрашиваю, изображая искреннее любопытство.
— Это служебная информация, — Грибов сердито оборачивается на младшего лейтенанта, и тот виновато моргает, — вот будешь опознавать, сам и увидишь.
— Я ж не помню ничего, — говорю, вставая со стула. — Как же я кого-то опознаю.
— Никуда он не поедет! — вступает мама, — ты погляди на него, Сергей Игнатич. Куда ему ехать⁈ Ему покой нужен! Хоть до утра подожди…
Ехать надо. Обязательно надо ехать, и уже на месте разбираться, что с этим делать, а то сейчас из Лидки польются откровения, как из треснувшей бочки. Не заткнёшь и не расхлебаешь потом. Да и Копчёный, если это его задержали, сейчас думает, что это я его сдал. Ни к чему хорошему такие мысли не приведут.
— Мама, нельзя в таком деле ждать, — убеждаю её. — Я нормально себя чувствую, справлюсь.
— Процедура такая, — капитан разводит руками, радуясь моей поддержке — опять же рост, особенности телосложения… Мало ли, что вспомнится.
Врёт, доходит до меня. Грибов хочет очную ставку устроить. Свести меня со своим подозреваемым и поглядеть на нас. Может, тот слабину даст, а может, я. Не верит он мне, что я не видел ничего, и правильно не верит. Поэтому врёт и хочет меня поймать. Хотя, что значит «хочет». Уже поймал, практически. Только Лидку с собой брать нельзя ни в коем случае.
— Я тоже поеду! — вскакивает эта дурёха.
— Нельзя, — качает головой Грибов, к моему облегчению. — ты, Лида, свидетель. Тебя мы потом отдельно опросим.
— Одного не отпущу, — мама сталкивается с капитаном взглядами.
— Так, я и не требую, — Грибов радуется, что вопрос движется в нужном для него направлении, — мы на машине. Места для вас, Мария Эдуардовна хватит.
В машине, той самой ВАЗовской «трёшке», которую я однажды видел у райотдела, Грибов садится впереди, а Николай сзади. Я оказываюсь зажат между ним и мамой. Ведёт незнакомый мне усатый старлей седой почти полностью седой.
— Точно он, — снова не выдерживает Коля, — и свидетели ваш конфликт подтвердили, — он почему-то подмигивает мне, — а главное, нож при нём нашёлся, а на ноже кровь!
— Степанов! — прикрикивает спереди Грибов.
— Молчу, Сергей Игнатьевич! — отвечает Коля и снова подмигивает.
В райотделе шумно. Стучат пишущие машинки. Кого-то приглашают, кого-то опрашивают… Я и не думал, что в Берёзовской милиции работает столько сотрудников. До этого сталкивался только с Грибовым и Степановым, вот и думал, что они словно в плохом боевике расследуют все преступления района.
Нас с мамой сажают в отдельной комнате за широкий квадратный стол, составленный из двух обычных письменных столов, поставленных друг к другу задом. Из всех украшений, панели из скверного ДВП и портрет Брежнева. От нечего делать, начинаю считать у него медали.
Мама молчит, и только сильно стискивает мне ладонь. Пытается успокоить, но выходит обратный эффект.
— Вот он, душегуб, — заявляет Степанов, нарушая все мыслимые каноны процессуального Кодекса, или что там в СССР отвечает за правильность ведения расследования. — Заходи уже.
Тоскливо склонив голову, в комнату заходит «старшак» Серёга из лагеря археологов.
Глава 3
Предупреждение: Некоторые события, изложенные в этой главе, могут показаться читателями плодом неуёмной авторской фантазии. Однако, автор решился вставить их, поскольку лично был свидетелем истории, которая отличалась от случившейся разве что мелкими деталями.
— Сергей⁈ — вырывается у меня.
Вот не ожидал его здесь увидеть. Ждал Валерку Копчёного, размышлял, как буду выкручивается. А тут изумился просто.
Археолог поднимает голову и также безучастно вновь упирается глазами в стол. У него на лице красуется свежий фингал. Судя по размерам, друг-Коля постарался. Зачем здешней милиции ОМОН, зачем спецназ, если у них младший лейтенант Степанов есть? Кого хочешь задержит.
Становятся понятны и все его ухмылки и подмигивания. Он сам был свидетелем той самой драки, после которой Серёга мог испытывать ко мне «личную неприязнь». Вот тебе и мотив! Но непонятным остаётся ещё многое.
— Ты его знаешь⁈ — мама смотрит на Серёгу, как на врага народа.
— Знаю, конечно, — говорю, — я у археологов фотографировал, а он там практику проходит. Знакомы даже. Не он это на меня ночью нападал.
Серёга смотрит на меня с надеждой. Что, думал, я тебя топить буду из той самой «личной неприязни»? Куражиться? Не такая я мразь. По себе людей не судят. И если Серёже такие мысли в голову приходят, значит, есть в этой голове определённая гнильца.
Но с его моральным обликом пускай родители, педагоги и комсомольская организация разбирается. А в этой ситуации и без того много непонятного.
— Ты, Ветров, дурака не валяй! — сердится Грибов. Он проходит в кабинет сразу после Серёги и, напустив на себя строгости, усаживается напротив мамы. — То «ничего не видел», то «точно не он».
— Сами же сказали, фигура… очертания… Да он выше меня на две головы! А там, наверное, с меня ростом человек был. Как тут перепутать⁈
— Ты говорил, выше тебя, — Грибов листает бумажки в папке.
Мог я такое сказать? Не помню дословно своих показаний в больнице. Хреново мне было, да и не запоминал особо. Копчёный ниже меня. Мог ли я сказать, что нападавший выше, чтобы подозрения от него отвести? Не мог, потому что не знал тогда, как разговор с ним обернётся. Может, памяти понадобилось бы «срочно вернуться», а делу дать ход. Так что не стал бы я сам себе противоречить.
— Не говорил, — мотаю головой, — путаете вы что-то. Мог сказать, что не помню. А тут представил этого, — показываю на Серёгу, — на месте нападавшего, и вижу, что не стыкуется картинка.
— Ты внимательнее посмотри, Алик, — расстраивается оставшийся в дверях Коля, — Всё же одно к одному складывается.