Кризис среднего возраста – современное понятие. Перед тем, как в середине ХХ века средняя продолжительность человеческой жизни резко увеличилась, она была, по выражению Томаса Гоббса, «мерзкой, зверской и недолгой»[6]. Изменения в системе здравоохранения, происшедшие в сороковые годы, дали человечеству надежду и положили начало новой эпохе. Если побывать на старых американских кладбищах, можно увидеть длинные ряды могил детей, умерших во время эпидемий чумы, малярии, дифтерита, туберкулеза, оспы и тифа. Все эти болезни минуют современных детей благодаря всеобщей вакцинации. (Мне вспоминается мой родной город с населением в 100000 человек, в котором из-за эпидемии полиомиелита был закрыт доступ во все общественные места, за исключением самых необходимых: запрещалось посещение парков, кинотеатров, бассейнов и т. д.)

Те же, кто дожил до преклонного возраста, попадали под жесткий контроль мощных социальных институтов: церкви, семьи и общественной морали. (Во время моего детства на разведенных людей смотрели почти как на преступников.) Различия между полами были отчетливыми и абсолютными, что ущемляло права, как мужчин, так и женщин. Семейные и этнические традиции создавали у людей ощущение корней, а иногда и определенной общности, но вместе с тем приводили к кровосмешению и мешали проявлению независимости. Считалось, что девушка должна выйти замуж, иметь семью, вырастить детей и стать центром системы, сохраняющей и передающей ценности. Мальчик же, став взрослым, должен был унаследовать роль отца, стать для семьи добытчиком, но при этом участвовать также в сохранении и передаче семейных ценностей.

Многие из этих ценностей и по сей день признаются и поддерживаются на должном уровне. Но, признавая значимость подобных институциональных ожиданий, надо иметь в виду и связанные с ними глубокие душевные страдания. Нам не стоит механически аплодировать юбилярам, отмечающим золотую свадьбу, не зная о том, какие чувства они испытывали в течение этих пятидесяти лет. Быть может, они боялись изменений, боялись быть честными друг с другом – и страдали от этого. Ребенок, который жил только для того, чтобы отвечать родительским ожиданиям, мог в результате потерять свою собственную душу. Сохранение и воспроизведение ценностей само по себе не является добродетелью.

Наших предков редко посещала мысль, что человек приходит в этот мир для того, чтобы быть самим собой, – таинственным, но совершенно уникальным созданием, ценности которого могут отличаться от ценностей его родных и близких. Даже сейчас встречаются люди, которые усматривают в этой мысли отголоски ереси. Но для современной эпохи в основном характерно радикальное смещение фокуса психологической энергии от институциональных установок к индивидуальным. Не столь важны отдельные изменения: современное миропонимание сместилось от царского скипетра и церковной митры к человеческой личности. Великие идеологии, объединявшие миллионы людей, потеряли большую часть своей коллективной психической энергии, оставив наших современников в состоянии полной изоляции. Полтора века тому назад Мэттью Арнольд заметил, что мы блуждаем «меж двух миров, один уж мертв, другой бессилен, чтоб родиться»[7]. Хорошо это или плохо, но получилось так, что психическая гравитация сместилась от институционального выбора к индивидуальному. Перевал в середине пути сегодня существует не только потому, что люди живут достаточно долго, но и потому, что современное западное общество должно признать: нам самим принадлежит теперь главная роль в формировании нашей жизни.

Как предполагалось ранее, Перевал начинается с тектонического давления, направленного из глубины вверх. Подобно пластам земной коры, которые, смещаясь, трутся друг о друга и создают огромное давление, вызывающее землетрясения, сталкиваются между собой и отдельные пласты человеческой личности. Ощущение Я, приобретенное человеком в результате социализации, вместе со сформировавшимся у него восприятием, с совокупностью комплексов, с защитами его внутреннего ребенка, начинает скрипеть и скрежетать в борьбе с великой самостью, которая ищет возможность своего выражения.

Несмотря на возрастающее давление, эго-сознание, выполняющее защитные функции, может игнорировать эти сейсмические толчки. Так или иначе, задолго до осознания наступившего кризиса появляются его признаки и симптомы: депрессия, которую человек старается превозмочь, чрезмерное пристрастие к алкоголю, употребление марихуаны, продлевающей время занятия любовью, беспорядочные любовные связи, постоянная смена места работы и так далее – все эти усилия направлены на преодоление, игнорирование или избежание воздействия глубинного давления. С терапевтической точки зрения появление симптомов можно лишь приветствовать, ибо они не только указывают на наличие травмы, но и свидетельствуют о существовании здоровой психики, способной к саморегуляции.

Юнг заметил, что «в конечном счете невроз следует понимать как страдания не осознавшей себя души»[8]. Это не значит, что нельзя достичь ощущения полноты жизни, не испытывая страданий, но раз уж наступила пора страданий, нам остается постичь их смысл.

Во время Второй мировой войны немецкий теолог Дитрих Бонхоффер принял мученическую смерть за сопротивление гитлеровскому режиму. Из концентрационного лагеря во Фленцбурге ему удалось переправить на волю несколько статей и писем. Одна такая статья наполнена мучительными сомнениями, возникающими при попытке ответить на сакраментальный вопрос: «Знал ли все-таки Бог об этом лагере и об ужасных условиях жизни в нем?» В конце концов Бонхоффер понял, что не сможет ответить на этот вопрос, но пришел к мудрому выводу, что его долг состоит в том, чтобы пережить весь этот ужас и увидеть, как в этих условиях воплощается воля Божья[9].

Поэтому можно предположить, что в страданиях, вызванных тектоническим давлением психики, может и не раскрыться конечная цель человеческой жизни. Но человек обязан найти смысл того внутреннего конфликта, который возникает при переходе через Перевал. В результате такого предопределенного судьбой потрясения, этого умирания – возрождения, возникает новая жизнь. У человека появляется возможность, осмыслив свои страдания и сделав из них соответствующие выводы, прожить новую, более осознанную жизнь.

Осознание Перевала начинается в тот момент, когда человек бывает серьезно потрясен воздействием своего бессознательного. Мне встречалось много людей, на подходе к Перевалу столкнувшихся с тяжелой, иногда смертельной болезнью или со смертью супруга. К моменту нашей встречи, в свои пятьдесят или шестьдесят лет, они все еще оставались во власти бессознательного, подавленные комплексами или коллективными ценностями, так что вопросы перехода через Перевал в середине пути их совсем не волновали. (В следующей главе я приведу конкретные примеры.)