– Да-да, конечно, – устало перебил меня профессор. – Ну да, вырастил, было дело. Утер нос всем этим напыщенным яйцеголовым западникам, которые годами сосут бюджет налогоплательщиков, а воз и ныне там. Помнится, у них аж очки запотели, когда под лучом тот волосок начал притягивать к себе разложенные возле него куски мяса. А потом из этой кучи плоти стала формироваться уже живая крыса. Помнится, заготовка, еще не обросшая как следует мышцами, то и дело норовила убежать из-под луча. М-да… Да только, боюсь, это была моя последняя демонстрация такого масштаба.

Мы с Японцем переглянулись.

– В смысле последняя?

– Да просто сразу после нее один герой-сталкер уничтожил Монумент, который питал аномальной энергией всю Зону. И, в том числе, лаборатории этого института. Мы ее, родимую, прям из-за кордона качали через специальные энергоуловители моей конструкции. А сейчас всё, финиш. После уничтожения Монумента нам сразу урезали финансирование вполовину. Понятное дело. Нет аномальной энергии – нет исследований.

– Это почему? – удивился я.

– А чем, молодой человек, прикажете аномалии с артефактами препарировать? – язвительно поинтересовался Кречетов. – Стальным скальпелем резать? Так любая аномалия тот скальпель с удовольствием сожрет вместе с лаборантом. Все установки и приборы Института на аномальной энергии работают, и сейчас ее запасы практически на нуле. Так что, считай, накрылся институт. Сотрудники почти все разбежались. Последних охранников этот… Японец перестрелял. Короче, всё. Нету больше ни профессора Кречетова, ни его научных чудес. Осталась только Зона-свалка для отходов «мусорщиков», да озверевшие фанатики разрушенного Монумента, которые когда не пытаются его восстановить, то ищут Снайпера, чтобы отомстить. Даже «Борг» с «Волей» тихо сидят, не суются в это дело. И у них, говорят, тоже народ в бега подается потихоньку.

– Ну а это с какой радости? – поинтересовался я, изрядно расстроенный рассказом Кречетова. Что, впрочем, не мешало процессу вытягивания информации из разговорчивого профессора.

– Да с такой, – огрызнулся Кречетов. – Кто-то портал между мирами открыл, а закрыть забыл. И теперь оттуда всякая нечисть лезет.

– Так я ж своими глазами видел, как он был заделан намертво, – слегка обескураженно сказал я. – Там робот из него лез, его молниеметом в портал и вплавили…

– Вплавили, ага, – проворчал профессор. – А потом какой-то придурок-«монументовец» по тому роботу из гранатомета кумулятивным шибанул[5]. Выбил пробку на фиг, и полез в другую вселенную новый Монумент добывать. До сих пор добывает. Вместе с остальными фанатиками, которые за ним следом полезли.

– М-да, – пробормотал я. – Есть же закон, не стрелять в памятники Зоны…

– Закон есть, – кивнул Кречетов. – А хрен ли толку. Дуракам закон не писан. Причем к тебе, Снайпер, это тоже относится. От тебя для Зоны одни проблемы.

– Знаешь, у меня тоже с ней проблем хватает, – огрызнулся я. – Ты лучше скажи, делать-то чего? Есть способ вернуть Виктора в прошлое и оживить Рудика?

– Вот не пойму, мы с тобой на «ты» или на «вы», – прищурился профессор. – А то как встретимся, ты со мной то так, то эдак.

– На «ты» когда мне грохнуть тебя хочется, да так, что сил нет, – признался я. – Так-то я вежливый вообще-то. И очень добрый. Если меня не злить. В этом мы с Виктором очень похожи, ага.

– Точно. Похожие как два старых «берца». Грязные, вонючие и тупорылые.

– Чего ты сказал? Повтори! – сквозь зубы прошипел Савельев.

– Тихо, тихо, не заводись, – дернул я его за рукав. – Пусть говорит что хочет. Лишь бы что-то дельное сказал.

– Но-но, полегче, – хмуро качнул стволом Кречетов. – Ладно, беру слова обратно. Я тоже живой человек, и нервы у меня не железные. Особенно когда вас вижу, сдают они сильно… Короче, думаю, есть шанс восстановить Монумент.

– Странно, что его Зона сама не восстановила, – вставил я давно вертевшееся на языке. – А то я, помню, когда антенну взорвал, так она…

– Трудно додуматься, сталкер? – вздохнув, перебил меня Кречетов. – Монумент – это основной генератор аномальной энергии. Ничего без него Зона восстановить не может. Неужели не понятно?

– Теперь понятно, – покладисто кивнул я. – Ну и что там за шанс?

– Всё просто, – хмыкнул Кречетов. – Саркофаг это, выражаясь словами Карлоса Кастанеды, место силы. Доставьте туда фрагмент другого Монумента, а дальше Зона сама всё сделает. Причем фрагмент не мертвый – там под Саркофагом до сих пор осколки Монумента валяются, тусклые, словно бутылочные стекла. Живой кусок Монумента нужен, светящийся, полный энергии. Тогда, надеюсь, можно будет что-то сделать.

– Не понял, – нахмурился Японец. – Это как? Расколоть аномалию и приволочь ее светящийся кусок при том, что, будучи разбитыми, они не светятся, как ты сам только что сказал.

– Да по мне хоть целый Монумент притащите, мне без разницы, – пожал плечами Кречетов. – От горелой спички костер не развести. Целая нужна. Надеюсь, аналогия понятна?

– Понятна… – почесал я в затылке.

– Ну, если понятна, то и проваливайте отсюда, – нелюбезно сказал Кречетов. – А то у меня палец на спуске уже минут пятнадцать как чешется, сил нет. Боюсь не удержаться и нажать. Монумент это, конечно, не возродит, но хоть моральное удовольствие получу.

– Всё-всё, уходим, – примирительно сказал я. И потянул за рукав Японца, угрюмо смотревшего на Кречетова. – Пошли уже.

Виктор неохотно подчинился. За нашими спинами тяжело захлопнулась стальная створка.

– И что теперь? – недовольно поинтересовался Савельев. – Пришли ни с чем – ни с чем и уходим? Где нам теперь тот другой Монумент искать? По ту сторону границы миров, откуда не возвращаются?

– Я там был, и не раз, – сказал я. – И, как видишь, вернулся. Так что попытаться можно…

Мы вышли из здания Института. Неподвижные тела охранников по-прежнему валялись вдоль до-роги.

– Это ты типа красиво так шел, швыряя сюрикены или что там у вас положено швырять, а они даже автоматы поднять не успели? Или все-таки от пуль уклонялся?

– Ты поменьше всякие бредовые книжки читай, и кино американское смотри в меру, – посоветовал Савельев. – Это я тупо вон на то дерево залез, что по ту сторону забора, и из фукии их всех отработал.

– Из чего?

– Из духовой трубки. Дротиками, отравленными разбавленным ядом из подглазных желез жабы хикигаэру. Полежат еще с полчаса, очнутся, проблюются – и будут как новенькие.

– Понятно, – кивнул я. – Чего ж тут непонятного.

Признаться, мне было немного завидно. Вот идет рядом человек, напичканный древнеяпонскими сюрпризами, словно автоматный магазин патронами. И мочить никого не надо, и даже калечить необязательно. Пришел, сделал всё, что хотел, и ушел себе. При этом все живы, здоровы, и крайне довольны этим фактом. Потому что в случае чего этот жилистый парень может очень эффективно работать не только с разбавленными ядами, но и с неразбавленными. А также со своими мечами, рукоятки которых выглядывают у него из-за плеч.