И не в одном только Леванте ожидали разрешения вопросы, живо волновавшие соперничавшие державы. Торговые интересы Балтийского моря, через которое продукция обширнейших стран находила путь к внешнему рынку, делали господство на нем также серьезным объектом для главных участниц в приближавшейся тогда борьбе. Великобритания старалась прогнать своего врага с моря, а Франция желала запереть своим врагам доступ к этому морю с суши. Упомянутое господство имело значение и независимо от коммерческой точки зрения: обособленное положение моря, трудность доступа к нему, еще усиливающаяся суровым климатом, и огромный перевес в силах России над силами Швеции и Дании, делали всегда возможным образование коалиции, подобной той, какая имела место в 1780 году. (Таковая в действительности и повторилась вновь в 1800 году, серьезно угрожая морскому преобладанию Великобритании.) Для этой державы было весьма существенно помешать возникновению такой коалиции, а для врагов ее – крайне желательно содействовать ее успеху… А коалиция эта, раз возникнув, делалась ядром, собиравшим вокруг себя других недовольных и раздраженных теми резкими и высокомерными приемами, которыми великая морская держава демонстрировала то, что считала своим правом по отношению к нейтральным судам.

Англия благодаря близости своей к Балтийскому морю не нуждалась на пути туда в морских станциях для укрытия или ремонта своих кораблей. Но для нее было крайне нежелательным, чтобы порты и другие приморские города Голландии и Бельгии были в распоряжении великой враждебной ей державы. Жан Бар и его товарищи по профессии показали сто лет назад, как опасен для британского судоходства даже такой третьестепенный порт, как Дюнкерк, расположенный именно таким образом. Но если Дюнкерк снаряжал эскадры из фрегатов, то Антверпен мог бы снаряжать целые флоты линейных кораблей. Поэтому появление России на Балтийском море и ее преобладание там еще усилили тот интерес, с которым Англия в течение прошлых поколений относилась к политическому положению Нидерландов по причине ее торговых сношений с ними, а через посредство их и с Германией. До тех пор Англия главным образом считалась с притязаниями Франции на приобретение влияния на политику Нидерландов, если не на завладение значительной частью их территории. Она должна была бояться того, что в действительности и осуществилось при Наполеоне, когда Антверпен обратился в большую морскую станцию со свободным доступом к морю и с подчинением боевых средств его и Соединенных Провинций влиянию ее сильного и искусного врага.

Таким образом, Англия в 1781 году смотрела со справедливым опасением на вызывающее поведение Иосифа II по отношению к Голландии и на падение «барьерных городов». Правда, эти крепости уже не представляли Голландии серьезной защиты вследствие упадка ее в военном отношении, но рассматриваемое событие яснее обрисовало уязвимость Голландии со стороны Франции, так как средства Австрии для защиты своих или голландских провинций были значительно слабее наступательных средств Франции. Во-первых, Австрия была дальше от театра действий, чем Франция, а во-вторых, войска ее на пути к этому театру подвергались опасности атаки во фланг со стороны французской границы. Теперь, в 1784 году, Англия снова вынуждена была смотреть с тревогой на возникновение вопроса о Шельде, опасаясь более Франции, чем Австрии. Мало было причин бояться, что последняя сделается морской державой теперь, раз что она уже не сделалась такой ранее, после того как три четверти столетия владела Нидерландами. Но было серьезное основание думать, что ход событий приведет к увеличению морской силы Франции и ее влияния в Нидерландах, а может, даже и расширению ее территориальных владений там. Все это действительно и произошло, но только не во времена отживавшей свой век монархии.

Можно думать, что мудрая русская императрица Екатерина отлично понимала сущность отношений между своей страной и западными державами, когда она так горячо поддерживала императора в его притязаниях на свободу плавания по Шельде. Было маловероятно, как мало вероятия и теперь, чтобы Великобритания и Франция захотели действовать заодно в Восточном вопросе. Тогда он был еще слишком новым для того, чтобы победить старые предубеждения и соединить исконных врагов. В случае успеха Австрии в рассматриваемом споре, Россия обеспечила бы себе дружеский порт в стране, которая, совершенно естественно, относилась враждебно к ее притязаниям. В случае же неуспеха, к которому и клонилось тогда дело, результатом явилось бы расширение французского влияния в Нидерландах и в Соединенных Провинциях, а всякие приобретения Франции там были сопряжены с ростом ее морской силы за счет соответственной потери в этой силе со стороны Великобритании. Императрица могла еще рассчитывать тогда на взаимный антагонизм этих держав, а между тем британский флот и образ его действий в войне представляли для России более серьезную опасность, чем французские армии. Но каковы бы ни были ее соображения, нет сомнения в том, что в то время ее политика клонилась на сторону Франции. Представители последней на Востоке являлись посредниками между императрицей и султаном в непрерывных спорах, возникших из-за Кучук-Кайнарджийского договора. С Францией Екатерина заключила торговый трактат на в высшей степени благоприятных условиях, тогда как торговый трактат с Великобританией не был возобновлен по истечении срока ни тогда, ни даже еще в течение многих лет потом.

Таковы были те притязания и важнейшие заботы, которые лежали в основе руководящих целей европейской политики в течение восьми лет после требований императора на свободу плавания по Шельде и которые продолжали влиять на эту политику и в течение революционных войн. О побочных событиях, группировавшихся около этого главного круга интересов до начала 1793 года, можно упомянуть только в беглом очерке.

Несмотря на близкое родство между Людовиком XVI и Иосифом II, французское правительство холодно относилось к притязаниям последнего в вопросе о Шельде. В исконной борьбе в Соединенных Провинциях, между сторонниками Великобритании, с одной стороны, и сторонниками Франции – с другой, тогда только что одержали верх последние, вследствие чего там и получило перевес французское влияние. Так как Австрия, по-видимому, решилась настаивать на своих притязаниях путем военных действий, то король сначала предложил свое посредничество, но когда это оказалось бесполезным, сказал императору, что вмешается силой оружия. Согласно этому его войска были стянуты на бельгийской границе. Предполагалось, что король Пруссии, приходившийся зятем тогдашнему правителю (штатгальтеру) Голландии, будет действовать заодно с Францией. Россия, с другой стороны, объявила о своем намерении поддерживать Австрию. Швеция, как недруг России, начала снаряжать свои корабли и вербовать солдат, тогда как из Константинополя получено было донесение, что если война начнется, то султан также захочет воспользоваться таким удобным случаем для возвращения того, что недавно потерял. В то время как спор из-за Шельды привел, таким образом, к осложнениям во всех странах Европы, случилось событие, которое при таких условиях могло бы зажечь всеобщую войну. Для выяснения намерений Голландии австрийскому бригу приказано было отплыть из Антверпена в море; и по переходе через границу этот бриг был вынужден лечь в дрейф ядром, пущенным с голландского военного судна. Это случилось 8 октября 1784 года.