Какая ирония судьбы, подумала Лоринда. Это один из тех крайне редких случаев, когда Чарлзу Фоксу везло в карточной игре, и потерпевшим оказался именно ее отец. Последующие слова графа только подтвердили ее худшие опасения.

— Я весь вечер выигрывал, Лоринда, — сказал он устало, — и уже выиграл довольно крупную сумму, когда неожиданно удача улыбнулась Фоксу. Я решил, что это долго не продлится, но когда я поднялся из-за стола, мне уже больше нечего было поставить на кон.

Лоринда была ошеломлена, но спросила с нарочитым спокойствием:

— И сколько всего ты проиграл?

— Сто тысяч фунтов!

Для многих игроков, проводивших вечера в клубе Уайта, такая сумма отнюдь не показалась бы астрономической, но Лоринда понимала не хуже отца, что для них это означает полное разорение. Они имели дом в Лондоне и родовое поместье в Корнуолле, но ежегодный доход был сравнительно невелик, и если они и привыкли жить на широкую ногу и тратить деньги без счета, то лишь потому, что всегда надеялись: что-нибудь обязательно подвернется. Это означало, что в тех случаях, когда графу везло за карточным столом, Лоринда забирала у него выигранные деньги, пока он их снова не проиграл. Но никогда еще сумма проигрыша даже отдаленно не приближалась к сотне тысяч фунтов.

— Мне остается только одно — покончить с собой, — хрипло произнес граф. — Едва ли Фокс станет требовать долг, если самого меня уже не будет на этом свете.

— Ты знаешь так же хорошо, как и я, папа, что речь идет о долге чести и так или иначе я обязана буду с ним расплатиться, — заявила Лоринда.

— Ты на самом деле так считаешь?

— Разумеется, — подтвердила она, — и должна сказать, что если ты всерьез собирался бросить меня на произвол судьбы, то я считаю такую уловку по меньшей мере недостойной тебя!

В эти слова она вложила все свое презрение. Затем молча встала, подошла к окну и отдернула тяжелые бархатные портьеры.

Сумрак ночи рассеялся, и первые рассветные лучи золотили остроконечные крыши домов.

— Я подумал, — неуверенно пробормотал граф за ее спиной, — что, если меня не будет в живых, Фокс спишет долг, и это был бы самый легкий выход.

— Для тебя, но не для меня, — тихо сказала Лоринда. — К тому же при всех своих недостатках Камборны никогда не были трусами!

— Черт побери, я не позволю собственной дочери называть меня трусом! — резко бросил граф.

— Не могу представить себе более малодушного поступка, — упрекнула его она.

Граф раздраженно отбросил пистолет.

— Раз уж ты так к этому относишься, то тебе стоило бы попытаться найти какое-то решение.

— Разве оно не очевидно? — Она отвернулась от окна и подошла к столу.

— Я не нахожу ничего очевидного.

— Хорошо, тогда я скажу тебе. Нам придется продать этот дом вместе со всей обстановкой. За него можно выручить довольно крупную сумму, и потом мы вместе уедем в Корнуолл.

— В Корнуолл?

— Почему бы нет? Разве что нам удастся продать Прайори, если, конечно, кто-нибудь пожелает его купить.

Граф с такой силой ударил по столу кулаком, что чернильница подпрыгнула.

— Я не продам поместье, в котором мои предки жили со времен норманнского завоевания! — закричал он. — Хотя оно и не считается майоратом[11], еще ни один из Камборнов не опускался так низко, чтобы продавать родовой замок.

Лоринда пожала плечами.

— Но у тебя нет другого выхода, — настаивала она. — Я не уверена, что нам удастся получить за этот дом вместе со всем его содержимым, включая мамины драгоценности, хотя бы пятьдесят тысяч фунтов!

Граф закрыл руками лицо.

— О Боже! — воскликнул он. — И почему только я, черт возьми, совершил такую ужасную глупость?

— Сожаления тут не помогут, — холодно сказала Лоринда. — Нам нужно трезво оценить ситуацию, папа, из чего я делаю вывод, что мне, как всегда, придется самой обо всем позаботиться. Ты должен будешь попросить Чарлза Фокса об отсрочке. Безусловно, тебе не удастся выплатить ему сотню тысяч фунтов в течение двух недель, как этого требуют правила.

— Значит, мне придется ползти к нему на коленях, не говоря уже о других унижениях, которые я вынужден буду терпеть? — сердито вопрошал граф.

— Это твой прямой долг, — отрезала Лоринда. Он увидел, с каким выражением дочь смотрит на него, и закричал с возмущением:

— Боже всемогущий! Ты могла бы проявить хоть немного сочувствия! Неужели у тебя нет ни капли сострадания ко мне или к любому другому, будь он на моем месте?

— Если хочешь знать правду, — ответила Лоринда, — то я тебя презираю. — Она умолкла, но так как отец не произнес ни слова, добавила: — Я презираю тебя, равно как и всех мужчин. Все вы одинаковы — становитесь мягче воска, когда дело касается ваших капризов. Однако вы почему-то считаете, что женщины должны оплакивать совершенные вами проступки и причитать из-за вашей собственной глупости. Так вот, я заявляю тебе со всей определенностью, что от меня ты не дождешься ни того, ни другого.

Она подняла со стола пистолет и отрывисто сказала:

— На всякий случай я возьму его с собой, так как не могу на тебя положиться. Завтра я приступлю к продаже единственного дома, который я когда-либо знала, а там будет видно, удастся ли мне получить приличную сумму за сокровища, собранные нашими предками, и драгоценности, которые когда-то доставляли маме столько удовольствия.

Она направилась к двери, но обернулась и бросила взгляд на отца. Ее рыжеватые волосы блестели при свете свечей.

— Если все это слишком тебя расстраивает, — произнесла она осуждающе, — я советую тебе не откладывая отправиться в Корнуолл и привести хоть в какое-то подобие порядка то, что там еще осталось.

На следующее утро Лоринда пробудилась от крепкого сна и, когда в комнату зашла горничная, чтобы отдернуть портьеры, тут же вспомнила, какую нелегкую задачу ей предстоит решить.

Будь на ее месте другая молодая девушка, она бы поддалась панике перед лицом ожидавших ее неимоверных трудностей. Но Лоринда ясно отдавала себе отчет, с чем ей придется столкнуться, особенно если принять во внимание абсолютную неспособность отца что-либо предпринять в сложившейся ситуации.

Когда Лоринде было двенадцать лет, она потеряла мать. Девушка всегда вспоминала о матери с нежностью, но у нее было мало общего с этой мягкой, кроткой женщиной, которая считала отца своей дочери необыкновенным человеком и готова была мириться с его разгульным образом жизни, даже и не пытаясь как-то на него повлиять.

Лоринда унаследовала многие черты своих предков из рода Камборнов, которые не раз во времена великих сражений находились в рядах корнуоллских повстанцев против бесчисленных врагов.