— Когда будешь приходить, пиши на конверте свое имя и вкладывай в него чек. Платежи идут туда. — Она постучала по деревянному ящичку на ее письменном столе. В такие ящички в храмах собирают пожертвования на свечи. Медицинская кушетка в кабинете была вся в кошачьей шерсти, а в изножье валялись маленькие куклы «под старину» с облупленными фарфоровыми лицами. На столе соседствовали обгрызенные плитки гранолы и пластиковые контейнеры с виноградом и кусками дыни, древний, как мамонт, компьютер и все те же географические журналы.

— Что привело тебя сюда? — спросила доктор. — Депрессия? — Она уже вытащила из ящика блокнот с бланками рецептов.

Мой план был прост — врать напропалую. Я все тщательно продумала. Сказала ей, что у меня уже полгода проблемы со сном, пожаловалась на нервозность и приступы отчаяния при общении с окружающими. Но как только я стала декламировать заученный заранее монолог, то сразу поняла, что во многом все так и есть. Я не страдала бессонницей, но была несчастна. Когда я пожаловалась доктору Таттл, то, странное дело, это принесло мне облегчение.

— Мне нужно что-нибудь такое, что успокаивает, я точно это знаю, — искренне сказала я. — А еще что-то, что приглушит потребность в общении. Я уже на пределе. Помимо всего прочего, я сирота. Вероятно, у меня посттравматическое стрессовое расстройство. Моя мать покончила с собой.

— Как? — спросила доктор Таттл.

— Порезала запястья, — солгала я.

— Хорошо, что ты мне это сказала.

У нее были рыжие кудри. Шейный корсет, который она носила тогда, был весь в пятнах от кофе и еды. Еще он выдавливал кожу на ее шее к подбородку. Лицо доктора напоминало морду бладхаунда — все в складках и обвисшее. Запавшие глаза прятались за очень маленькими очками в проволочной оправе и с толстенными линзами. Мне никогда толком не удавалось посмотреть ей в глаза, но подозреваю, что они были безумными, черными и блестящими, как у вороны. Ручка, которой она пользовалась, была длинная и лиловая с лиловым пером на конце.

— Мои родители умерли, оба, когда я училась в колледже, — продолжала я. — Это произошло несколько лет назад.

Казалось, она с минуту изучала меня; ее лицо было бесстрастным и неподвижным. Потом она перевела взгляд на свой блокнотик с рецептурными бланками.

— У меня прекрасные отношения со страховыми компаниями, — будничным тоном сообщила она. — Я знаю, как играть в их маленькие игры. Ты вообще когда-нибудь спишь?

— Едва ли, — ответила я.

— Сны?

— Только кошмары.

— Понятно. Сон — это ключ. Большинство людей нуждаются в долгом сне, от четырнадцати часов и больше. А в наше время все вынуждены вести неестественный образ жизни. Дела, дела, дела. Бегом, бегом, бегом. Ты, вероятно, слишком много работаешь. — Она что-то нацарапала в своем блокноте. — «Радость», — сказала доктор Таттл. — Мне это слово нравится больше, чем «веселье». «Счастье» я вообще не люблю тут использовать. «Счастье» — слишком цепкое слово. Тебе следует знать, что я отношусь к тем, кто понимает тонкую разницу в значении слов, если речь идет о состоянии человека. Конечно, главное — хороший отдых. Ты хоть знаешь, что означает слово «радость»? Р-А-Д-О-С-Т-Ь?

— Да. Типа «Обитель радости»[1], — сказала я.

— Печальная книжка, — заметила доктор Таттл.

— Я не читала.

— И не надо. Правильно.

— Я читала «Эпоху невинности».

— Так ты у нас образованная.

— Я училась в Колумбийском университете.

— Мне полезно это знать, но вот тебе в твоем состоянии толку от этого мало. Образование прямо пропорционально стрессу, тревоге, как ты, вероятно, уже поняла, посещая лекции в Колумбийском. Как у тебя с приемом пищи? Регулярно? Есть какие-либо ограничения из-за диеты? Когда ты вошла сюда, я подумала про Фарру Фосетт и Фэй Данауэй. Какая связь? Я бы сказала, что твой вес на двадцать фунтов меньше, чем положено по индексу Кетле.

— Думаю, аппетит появится, если я смогу спать, — сказала я. Это была ложь. Я и так спала по двенадцать часов, с восьми до восьми. А теперь надеялась получить препараты, которые помогут мне спать все выходные напролет.

— Ежедневная медитация лечит бессонницу у крыс, доказано экспериментально. Сама я не религиозна, но ты попробуй ходить в церковь или синагогу. Попроси совета, как обрести душевный покой. По-моему, квакеры разумные люди. Но держись подальше от всяких культов. Там часто устраивают ловушки и опутывают сетями молодых женщин. Как у тебя с сексуальной активностью?

— Не очень, — вздохнула я.

— Ты живешь близко от предприятия по переработке радиоактивных материалов? Или от высоковольтных линий?

— Я живу в Верхнем Ист-Сайде.

— Пользуешься подземкой?

Верно, я каждый день ездила на работу на метро.

— В замкнутом пространстве, где много людей, передается множество психических заболеваний. Я чувствую, что твой разум слишком уязвим. У тебя есть хобби?

— Люблю смотреть фильмы.

— Забавное хобби.

— А как они заставляли медитировать? — поинтересовалась я.

— Ты видела когда-нибудь грызунов в неволе? Родители пожирают своих детей. Но не будем их демонизировать. Они делают это из сострадания. Для блага всего вида. Аллергия у тебя есть?

— На клубнику.

Потом доктор Таттл положила лиловую ручку и уставилась в пространство, вроде бы глубоко задумавшись.

— Впрочем, отдельные крысы, — проговорила она, помолчав, — все же заслуживают демонизации. Некоторые крысиные индивиды. — Она снова взялась за ручку с лиловым пером. — В тот миг, когда начинаем делать обобщения, мы отказываемся от своего права на самостоятельность, индивидуальность. Надеюсь, ты меня понимаешь. Крысы очень преданы этой планете. Попробуй вот это, — сказала она, вручая мне пачку рецептов. — Не заказывай все сразу. Надо сделать это постепенно, чтобы не засветиться. — Она выпрямила спину, встала и открыла деревянную полку с образцами, вытряхнула на стол пузырьки с лекарствами. — Я дам тебе для маскировки бумажный пакет, — сказала она. — Сначала закажи рецепты с литием и халдолом. Курс лечения лучше начинать с ударной дозы. Тогда впоследствии, если нам понадобится испробовать какой-нибудь нестандартный препарат, для твоей страховой компании это не окажется сюрпризом.

Я не стану осуждать доктора Таттл за этот ужасный совет. В конце концов, меня никто не тянул к ней на веревке. Я по своей воле стала ее пациенткой. Она давала мне все, о чем я просила, и я была признательна ей за это. Наверняка где-то рядом были и другие доктора, но легкость, с какой я нашла ее, и немедленное облегчение, которое мне давали прописанные ею препараты, создавали у меня ощущение, что я нашла фармацевтического шамана, мага, волшебницу, колдунью. Порой я даже сомневалась, реально существует доктор Таттл или она плод моего воображения. Впрочем, в этом случае мне показалось бы странным, что я выбрала ее, а не даму, более похожую на одну из моих героинь, например, на Вупи Голдберг.