class="p1">С первым вдохом напоенного ароматами летнего воздуха, освежающим ветерком струящегося вдоль поверхности озёрной глади, в глаза Йомену ударил ослепительно яркий свет Полуденного Месяца. Казалось, время остановилось. Всё было ровно так, как и двадцать минут назад, и неровная хрупкая зыбь стелилась по поверхности воды, не тая в себе ни малейшего воспоминания об удушающей схватке. Метрах в трёх от его головы размеренные волны, разбегавшиеся кругами от взмахов его рук, баюкали опрокинутую лодку. Петро нигде не было видно, и, набрав полную грудь, Йомен зычно всколыхнул полусонную Дубраву криком: «Э-ге-гей! Петро!»

Из-под переплетения корней, низко нависших над берегом, с гомоном снялась стая переполошившихся крапчатых уток, а из-за раскинувшегося на берегу куста бузины, склонявшего изящные ветви к самому озеру, будто пришедши на водопой, высунулась взлохмаченная голова Петро. Увидев Йомена, он радостно заорал: «Живой!» — и в чём мать родила выскочил из укрытия, отплясывая какой-то дикий танец лихого лесного сатира.

С громадным облегчением ступившему наконец на твёрдую почву из треклятого черноводья Йомену он возбуждённо поведал о том, что как только его выбросило из лодки, он успел заметить беспорядочно размахивавшего руками Йомена, скрывшегося под водой, и потратил добрых полчаса, ныряя на глубину в тщетных попытках отыскать приятеля. После чего догрёб до лодки и попробовал перевернуть её обратно, что также не увенчалось успехом. Выструганная из цельного дубового ствола, она была тяжелей, чем скала. Тогда решив, что самое меньшее из того, что он вообще может сделать в такой ситуации — это не утонуть самому, он выбрался на бережок и, отжав из намокших штанин и рубахи ведро воды, развесил их на ближайший куст.

Лёжа под трепещущими на ветру огромными полотняными парусами, Йомен ощутил себя сказочным мореплавателем, стоящим на палубе готовой к отплытию бригантины. Хмыкнув, он расплылся в улыбке, почувствовав, как тревожное напряжение сегодняшнего дня мало-помалу отпускает его. Повалившись плашмя на мягкий палас лесного разнотравья, он описывал свои приключения в русалочьем гроте.

Подавшись вперёд, Петро расширенными от любопытства глазами сверлил Йомена. Начав с того, как ему чудом удалось стряхнуть с себя намертво впившуюся в ногу упрямую тварь, тот описал загадочный подводный свет и таинственную пещеру, в котором озёрная дева соблазняла его колдовским поцелуем, сознательно умолчав лишь об отчаянно загаданном желании. Жадно внимая каждому слову, Петро с досады крякнул и хлопнул себя по колену, не веря, что Йомен упустил такой шанс.

— Не мог ты сразу её схватить! Вот если б она меня поцеловала, я б…

— Знаем, знаем, сей момент потащил бы её в ближайшие кусты, — насмешливо перебил Йомен, памятуя о любвеобильности падкого на женскую красоту Петро, ставшей по всем окрестным деревням притчей во языцех.

— Смейся, смейся, уж я б её не упустил! — насупившись, ворчал тот, тщетно пытаясь всунуть ногу в замотавшуюся штанину.

— Верно сказывал Старый Эд, озеро-то это проклятое. А мы всё посмеивались над ним, думали, это он по пьяни сочиняет.

— Спасибо скажи, что жив остался, а то б утащила тебя под воду чародейка озёрная.

Обсуждая меж собой внезапно открывшуюся магическую силу озера, Йомен и Петро быстро зацепили так кстати прибившуюся к берегу лодку, навалились на неё с двух сторон, и с оглушительным всплеском перевернутая посудина встала на место, окатив свежевысохшего Петро фонтаном яростных брызг. Сетуя на вновь промоченные штаны, он угнездился на корме, где, взявшись за единственное непотопленное весло, сиротливо погрёб прочь от колдовского омута.

Глава 7. Вести

— Слыхал, что поговаривают? — чернущий от копоти взмокший Петро вылез из дымохода, отбросив кусок закопчённой пакли. — Намедни Старый Эд резался в своём трактире в картишки с заезжим гостем да нажрался вусмерть. А тому карта так и прёт, ну он возьми да и ляпни, мол, ставлю все свои угодья да против Эдова трактира. Больно уж, говорит, у вас тут пиво хмельное, мне по вкусу. А Эд-то сам порядочно налакался, лыка не вяжет, да и согласился. Марта его дюже рыдала и руки заламывала да в ноги ему кидалась, а тот хрясь кулаком по столу, мол, я, говорит, в доме хозяин, забирай, всё на кон ставлю: и трактир, и ещё лошадей табун в придачу. А тот возьми да и проиграй. А парень-то непростой оказался, у него пшеничных полей вплоть до самых городских стен засеяно. Да доходу-то от них, почитай, мешков десять золота с каждого — мука-то отборная, на княжеский двор возится. Он там официальным поставщиком значится. Эд-то теперь ходит гоголем, всё хвалится, мол, справлю себе избу новую, да двухъярусную, чтоб по утрам на балконе чаи гонять. Мельницу вот собрался перестраивать, чтоб зерно самому молоть да муку чистоганом князю гнать.

Покосившаяся заброшенная мельница мирно доживала свой век на подворье Йомена, приютившись сразу за домом, грозным скрипом грозя развалиться под ударами ветра и проломить закиданную свежей соломой крышу его избы. Йомен уже давно порывался разобрать её на дрова, да память об отце останавливала его. Будучи деревенским мельником, тот прожил здесь всю жизнь и своими руками выстроил её, да ещё возвёл дом, где теперь и обосновался Йомен. Склонившись над ручьем в самом узком его месте, где стремительный поток с рёвом нёсся вниз с крутого косогора, она ещё могла похвастаться гордо выпяченным громадным мельничным колесом, грустившим о былых временах, когда оно без устали крутилось, звучно шлёпая лопастями пенившуюся стремнину.

Йомен призадумался. Несомненно, это было ближайшее место на ручье, пригодное для мельницы. С другой стороны, ему нравился отчий дом, высившийся у самого берега. Он давно уже привык к нескончаемому журчанию волны, а добротный дубовый сруб мог простоять ещё не одну сотню лет, балуя в июльский солнцепёк столь необходимой прохладой.

У него не было никакой охоты продавать подворье, пусть даже Старый Эд посулил бы ему все сокровища мира. «А может, Петро всё брешет», — подумал он и выбросил беспокойные мысли из головы.

Однако же, слывший в селе самым бессовестным сплетником, у которого язык, что помело, Петро на этот раз оказался прав.

Ещё не успел вскарабкаться на небо Вечерний Месяц, как скрип калитки возвестил Йомена о непрошеном госте. Волоча ноги по двору, Старый Эд доплёлся к нему под навес и, обшарив хитрыми глазками разбросанные тут и там инструменты, вкрадчиво запел:

— Слыхал, что нынче в трактире было?

— Да, слыхивал уж!

— Небось, Петро, что сорока на хвосте, принёс.

— Он самый. Только не продам я избу.

— Ты погоди, не горячись. Давай хоть в горницу зайдём, потолкуем. Я ценой не обижу.

— Сказал, не