Вопреки прогнозам оптимистов, Северный Ледовитый океан так и не превратился в новое Средиземное море; вместо этого во второй половине XX века Арктика стала местом концентрации военной мощи сверхдержав и реализации бесчеловечных фантасмагорических проектов. Через полюс пролегал кратчайший и наименее защищённый воздушный путь, соединявший враждующие сверхдержавы, и милитаризация Арктики началась ускоренными темпами. В некогда безлюдных местах выросли радарные станции, аэродромы дальней авиации, военные городки, испытательные полигоны. Подо льдом Полярного моря дежурили атомные субмарины с ядерными ракетами. Теперь военные стали полновластными хозяевами Гренландии, Канадского архипелага, Новосибирских островов, Новой Земли.

Арктика на протяжении многих лет была и по сей день, увы, остаётся зоной раздоров и территориальных конфликтов. И именно результаты полярных экспедиций зачастую становились немаловажным аргументом в геополитических спорах и позволяли установить суверенитет над теми или иными областями, подтвердить право на их хозяйственное освоение и разработку ресурсов.

Не так давно арктическая тема вновь вернулась на первые полосы газет. Причиной такого интереса стал стремительный рост цен на углеводороды[18] и потепление климата. В 2007 году и Северо-Западный, и Северо-Восточный проходы впервые в истории полностью освободились ото льда. А спустя пять лет, в 2012 году, был установлен новый минимум ледового покрова (рис. 6). Потепление может привести к тому, что добыча углеводородов в Арктике будет экономически обоснованной, а борьба за контроль над регионом станет приоритетом политики мировых держав.

Рис. 6. Средняя сентябрьская площадь льда (сентябрь – месяц минимального распространения льда).

В течение последних 30 лет наблюдается сокращение площади в среднем на 13,7 % за декаду

(Источник: National Snow & Ice Data Center: http://nsidc.org)

Для пришлых людей Арктика так и не стала домом – для них это место реализации политических амбиций, удовлетворения алчности, территория насилия над местными жителями и природой. Можно было бы ожидать, что негативный опыт прошлого будет наконец преодолён и что в XXI веке отношение к хрупкой природной среде Арктики и культуре её жителей станет более взвешенным и чутким. Однако поводов для оптимизма немного – интерес к Арктике в основном ограничивается её природными ресурсами, что неизбежно ведёт к деградации природной среды, геополитической напряжённости и новому витку милитаризации.

Почти каждое лето мы узнаём, что в Арктике установлен очередной рекорд температуры. Льдов в Полярном море становится всё меньше. Во время трёх экспедиций в Карское море в 2004, 2005 и 2006 годах мы не встретили ни одной льдины, и невозможно было представить, что почти весь XIX век это море считалось непроходимым для кораблей. На планете теплеет, и в Арктике это происходит быстрее, чем где бы то ни было. Исследование климатических изменений последнего тысячелетия позволяет по-новому взглянуть на полярную историю, понять, почему те или иные морские пути оказывались забытыми на столетия, потом их открывали вторично. В первую очередь это касалось границ Арктики, например Карского моря или залива Баффина, которые то очищались ото льда, то вновь закрывались на долгие годы. Путешествия прошлого зачастую казались потомкам неправдоподобными: так, географические открытия Баффина в XIX веке были поставлены под сомнение. Столь же невероятной могла бы показаться находка, сделанная командой судна «Норд» в 1940 году. На северном острове архипелага Фаддея (у восточного побережья Таймыра) была обнаружена стоянка потерпевших кораблекрушение, а в 1941 году, в 60 километрах от неё, в заливе Симса – место их последней зимовки [86]. По найденным монетам удалось приблизительно восстановить дату трагедии. Так выяснилось, что уже в первой четверти XVII века, за два с половиной столетия до Норденшельда, русским мореплавателям удалось обойти самую северную точку Евразии – мыс Челюскин.

В своей книге «Гостеприимная Арктика» В. Стефанссон[19] писал: «Поверхностному наблюдателю может показаться поразительным, что рунические надписи, вырезанные на камнях скандинавами, были найдены на гренландском побережье к северу от Упернавика, т. е. под такой широтой, что достигший её в XVI веке Джон Дэвис прославился этим. Но человек, вырезавший руны и, несомненно, побывавший ещё дальше на севере, вероятно, не приобрёл этим никакой славы у себя на родине; то, что он выжил при гренландских холодах, не могло удивить его земляков, подобно тому как зулуса не удивляет, что его соседи выдерживают тропическую жару» [120].

Здесь сам Стефанссон оказался поверхностным наблюдателем либо сознательным мистификатором: в XVI веке Гренландия была совсем другой, несравненно более суровой, нежели во времена викингов. Более того, гренландские сообщества викингов стали хрестоматийным примером неспособности адаптироваться к изменяющимся условиям среды.

Уже первые строки книги Мери Мейп Додж «Серебряные коньки» (1865) вызовут у современного читателя недоверие. Конечно, мы не будем использовать в качестве исторического свидетельства книгу американской писательницы, которая к тому же никогда не была в Голландии. Но всё же несколько столетий назад климат в Европе был вовсе не таким мягким, как в XX веке или сейчас. Занесённую снегом Голландию можно увидеть на многих картинах Брейгеля[21], по замёрзшим каналам Амстердама действительно катались на коньках, а по льду Темзы водили слона во время одной из зимних ярмарок[22]. Сохранилось немало исторических свидетельств перехода армий через покрытые льдом водные пространства. Причём речь идёт о тех акваториях, которые сейчас замерзают лишь частично либо не замерзают вовсе [209]. Большая часть таких событий приходилась на XV–XIX века. (рис. 1–1). Исторические документы содержат также сведения о засухах и голодных годах, времени ледостава и вскрытия рек, сроках сбора урожая и др. Информацию о климате прошлого можно извлечь из разного рода статистических документов – данных переписей населения и налоговых записей [224; 187].