Тот, которого называли Академиком, приобняв Громова за могучие плечи, дружелюбно сказал:

– Пойдем, Гром. Не обращай внимания на Крокодила – он у нас специалист по новичкам. Такая у него специализация. Уже через месяц ты сможешь его скрутить в бараний рог – это я тебе обещаю.

– Кишка тонка, – огрызнулся уязвленный Крокодил.

Между тем уравновешенный Академик, не придавая значения сказанному, продолжал увещевать Виталия:

– Поначалу для тебя здесь будет полная жесть, а дальше… если, конечно, не сбежишь – втянешься.

Виталий проникся глубокой симпатией к человеку с огромной бородавкой на носу и решил про себя, что он не сбежит – хотя бы затем, чтобы доказать этому высокомерному улыбающемуся типу со скользкой кличкой земноводного, что он настоящий мужчина.

Но суровые испытания молодого лейтенанта только начинались; если бы он знал, что его ждет впереди, может быть, тогда бы он тут же повернул вспять…

Войдя в широкие двери, они оказались не в просторном холле и даже не в узком коридоре, а в тесноватой кабинке лифта, где не было ни одной привычной кнопки. Только небольшое отверстие скрытого микрофона в дюралевой стенке.

Полковник, склонившись к переговорному устройству, произнес:

– Ноль-четыреста пятнадцать-один-один, – после чего освещенная кабина резко будто провалилась вниз, и Виталий ощутил неприятный холодок под ложечкой.

Так же резко скоростной лифт замер на неизвестной глубине, автоматические двери распахнулись, представив изумленному взору Громова ярко освещенный зал с ковровым покрытием, где между мягкими креслами возвышались кадки с зелеными растениями. Все это больше соответствовало убранству холла провинциальной гостиницы, чем засекреченному центру всесильного спецназа.

Единственное, что говорило о военной значимости странного объекта, были два здоровенных автоматчика в черных масках – сквозь узкие прорези на прибывших уставились две пары внимательных глаз.

Здесь Виталий, сбитый с толку неожиданной картиной увиденного, расстался с серьезным полковником и бесстрастным Академиком. Кучерявый Крокодил провел его по запутанному лабиринту ярко освещенных переходов, и наконец они остановились у широкой двери с неприятной цифрой тринадцать.

– Это твоя келья, – указал провожатый на тесную комнатушку.

Жесткая армейская кровать, письменный стол, к которому было придвинуто высокое кресло, и стальной рукомойник, спрятавшийся в глубокой нише за платяным шкафом, – вот и все нехитрое убранство нового жилища.

Пока Виталий рассматривал тесную каморку, за спиной щелкнула захлопнувшаяся дверь, но это его особо не обеспокоило; он с удовольствием остался в полном одиночестве, чтобы привести в порядок нестройный ход донельзя спутанных мыслей.

В примитивном гардеробе он нашел несколько комплектов одежды и обуви. На допотопных деревянных плечиках висел пятнистый камуфляж неизвестного образца с обилием всевозможных карманов, под ним стояла пара новеньких кожаных полусапожек. Рядом с ним болтался черный костюм, в комплект которого входили мягкие туфли. Была здесь и спортивная одежда, точно такая, как на встретивших его спецназовцах.

Деревянные полки казенного шкафа открыли любопытному взгляду лейтенанта аккуратные стопочки постельного белья, несколько белоснежных сорочек и хлопчатобумажные футболки.

К своему немалому удивлению, Виталий обнаружил, что подобранная одежда строго соответствовала его размерам – так, будто кто-то заранее снял с него все мерки.

В простенькой тумбочке деревянного стола он нашел несколько чистых ученических тетрадей и письменные принадлежности.

Померив узкую комнату размеренными шагами, Громов улегся на старую скрипучую кровать и бессмысленно уставился в белоснежный потолок.

Он не заметил, как заснул…

Пробуждение было тревожным и неприятным – истерично завывала сирена, разрывая барабанные перепонки; из скрытого в высоких стенах мощного динамика раздавался монотонный голос:

– Всем покинуть боксы! Ситуация номер четыре! Повторяю…

Не дожидаясь повторного сообщения, Виталий вскочил с измятой постели и рванулся к стальным дверям… Невероятный ужас обуял его – забаррикадированная дверь не открывалась, хотя не было видимых следов врезного замка.

Подергав хромированную ручку несколько раз, всполошившийся лейтенант понял всю тщетность любых усилий. Разогнавшись, насколько позволяла теснота непривычного жилья, он в высоком прыжке ударил неподатливую дверь широкой стопой – та не поддалась. С равным успехом можно было попытаться сдвинуть с места Останкинскую башню.

Виталий, истово забарабанив в бронированную обшивку, принялся звать на помощь, но ответом ему был заунывный голос громкоговорящего динамика и надсадный вой душераздирающей сирены.

Неожиданно для себя он обнаружил, что тесная комната медленно, но неотвратимо наполняется холодной водой. Громов попытался установить аварийный источник течи, но так и не нашел злополучного отверстия – казалось, что прозрачная жидкость сама просачивается сквозь толстые бетонные стены.

В какие-то считаные секунды критический уровень достиг широкой груди и продолжал увеличиваться; еще немного, и холодная жидкость смоет белую штукатурку высокого потолка.

Заметавшись по комнате, как загнанный зверь в хитроумных силках, Виталий натолкнулся на жестяное ведро, стоявшее под умывальником.

Набрав полную грудь спертого воздуха, молодой человек нырнул за спасительной посудиной и, перевернув вверх дном, крепко сжал ведро в закоченевших руках. Таким образом у него появился резервный запас необходимого кислорода, хотя трудно было сказать, насколько его хватит и успеют ли за это короткое время спасти бедствующего новичка. Но возможно, что коридор тоже заполнен водой, тогда подмоги ждать неоткуда.

Усиленно работая ногами, Виталий как мог пытался удержаться на плаву, сжимая в руках оцинкованное ведро. Его раскрытый рот жадно хватал на глазах исчезающий воздух. В воспаленном мозгу кстати или некстати пронеслась избитая поговорка, что перед смертью не надышишься. Мелькнула даже безумная мысль поддаться превратностям неумолимой судьбы, но тут же перед ним встал светлый образ любимой девушки, и он напрочь отогнал предательские думы о смерти.

Когда холодная вода достигла высокого свода, Громов последний раз глубоко вдохнул и нырнул под звенящее ведро.

С каждым новым вдохом кислорода оставалось все меньше и меньше. В пульсирующих висках бешено барабанила кровь. Мятущийся взор затуманился. Наконец грудь сдавила адская боль, все смешалось, поплыло перед закрывшимися глазами, и Виталий, теряя сознание, выпустил из сведенных пальцев блестящее ведро.

Последняя тревожная мысль гулким боем кремлевских курантов звенела в ушах: «Жить! Жить. Жить… Жи-и-и-и-ть…»

В легкие затекла обжигающе холодная вода, и бесчувственное тело медленно погрузилось в воду. Откинувшаяся голова с широко раскрытым ртом стукнулась о деревянную спинку узкой кровати. В глазах застыли непередаваемый ужас и немое отчаяние…