Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И Кира выложила подруге, как «чудно» закончилось ее свидание с Борисом.
– Ну, ты даешь! – произнесла та вместо приветствия. – Обидела клиента, закрутила роман с каким-то красавцем, да еще и затопила соседку. Теперь тебе грозит судебный процесс. Поздравляю. И когда ты только все успеваешь?!
Несмотря на откровенное восхищение, которое слышалось в голосе подруги, Кира была неприятно поражена. Ну да, Леся жила в том же доме, что и сама Кира. Но все же в другом подъезде. И Кира никак не думала, что о ее вчерашних похождениях станет известно всем соседям уже сегодня.
– Не беспокойся, насчет Иннокентия Павловича известно только мне, – успокоила ее Леся. – Кстати, старичок собирался сегодня часикам к трем заехать к нам. И спрашивал тебя.
– Меня?!
– И мне показалось, что у нас еще есть шанс, чтобы отправить его и всю его фирму в круиз.
– Шанс?!
– Смотри, они улетают уже через два дня. Так что тебе нужно продержаться только сегодня. Завтра он уже не станет возвращать путевки. Слишком много потеряет в цене.
– И что ты от меня хочешь?
– Приходи в офис, – заискивающе попросила ее Леся. – Не бойся, наедине я вас не оставлю. Приклеюсь к тебе намертво!
– И что мы будем делать втроем?
– Напоим его чаем. Послушаем про его собачку. А потом придут наши женихи и…
– Женихи?
У Киры просто глаза на лоб лезли от выкрутасов подруги. Теперь она еще и женихов каких-то мифических приплела. А кому, как не Лесе было знать, что таковых в природе не водилось. Во всяком случае, в настоящее время и способных прийти на выручку – точно не водилось.
– Ну да, двое охранников из «Аннушки».
«Аннушка» – это был магазинчик, располагавшийся по соседству с фирмой подруг.
– И кто придет?
– Помнишь, здоровущий румяный блондин с голубыми глазками. И его приятель.
– А они наши женихи?
– Для Иннокентия Павловича станут ими. Не бойся, у меня все продумано. Они придут и начнут возмущаться, что мы до сих пор не готовы…
– Куда мы должны с ними идти?
– Какая разница?! На концерт, к примеру!
– В три часа дня?
– Ну, хорошо! Не на концерт, так на выставку художественных промыслов деревенских мастеров. На вернисаж! Школьный друг одного из женихов участник или даже устроитель этой выставки, а финансирует ее администрация Ленинградской области.
Это Кире понравилось уже больше. Про выставку Леся хорошо придумала. Но после вчерашних событий вера в альтруизм рода человеческого, и в особенности его мужской половины, в ней почти угасала. И поэтому она поинтересовалась:
– А что ты этим ребятам пообещала взамен?
– Пока ничего.
Это «пока» сильно насторожило Киру. Но возражать Лесе она не осмелилась. В самом деле, вчера она чуть не погубила все дело. И где была ее голова? Ведь спокойно могла бы и не заходить в тот ресторан с Иннокентием Павловичем. Посидели бы на скамеечке в парке. Не барыня. И небось там при людях он не посмел бы к ней приставать. Такие старые греховодники смелые только до тех пор, пока их никто не застукает.
– Да, и прихвати по дороге каких-нибудь конфет или тортик, – предупредила Леся подругу. – К чаю. Будем задабривать старичка.
Взгляд Киры машинально зацепился за вскрытую коробку шоколадных конфет, которые принес ей вчера Борис. После скандала с Фирой Яковлевной и бессмысленной утраты ликера Кира была в растрепанных чувствах. И свидание они перенесли на другой день. Борис только замазал дыру в трубе. И заверил Киру, что через десять-двенадцать часов ванной можно будет пользоваться без всякого опасения. А потом он ушел.
Но принесенные конфеты галантный Борис забрать с собой наотрез отказался, чем расположил к себе Киру. Она не терпела в кавалерах мелочности и крохоборства. И сейчас Кира решила, что эти конфеты вполне подойдут для угощения Иннокентия Павловича. Сама она конфет не любила. А Борис пусть продолжит ухаживания за ней. И для начала отведет ее в ресторан.
А если даже и вздумает приставать там к ней, с ним она сопротивляться особенно долго не будет. Это уж точно.
Лесин план сработал без сучка без задоринки. Не успел Иннокентий Павлович положить себе в рот первую конфетку и рассказать, как сегодня утром чувствовала себя его Эльза, как в офис ввалились два здоровяка.
– Это вы тут чего? – вытаращил Вадик свои глазки.
Они у него и в самом деле были нежно-голубые. А то, что крохотные – это уж не его вина. В общем и целом, Владик был парнем не вредным. Местами даже славным. Умом, правда, не блистал, образованием тоже. Но нельзя же слишком многого требовать от людей. Голос у него был громкий и зычный. Плечи широкие. И сейчас они пришлись как нельзя более кстати. Иннокентий Павлович затрепыхался. А Вадим еще и рыкнул:
– Расселись они тут. Чаи гоняете с каким-то сморчком! А нас на открытии ждут! Тетка уже третий раз звонила!
Иннокентий Павлович, обозванный сморчком, поперхнулся конфеткой и покраснел.
– Кто этот юноша? – проскрипел он, недоброжелательно глядя на вошедших охранников.
– Мой жених, – поспешно заявила Леся.
Иннокентий Павлович покраснел еще больше.
– В таком случае вам следует объяснить вашему жениху, что с пожилыми людьми в таком тоне не разговаривают.
Вадик столь сложного предложения не понял. Он вообще с трудом воспринимал фразы, в которых было больше трех-четырех слов. Зато память у него была отличная. И он твердо помнил, о чем договаривался с Лесей. Девушка ему действительно нравилась. И он решил постараться ради нее получше.
– Я – жених! – заорал он. – А ты кто такой?
Иннокентий Павлович побагровел. И поднялся со стула.
– Ну чего?! – набычился Вадик. – Драться хочешь? Давай, я могу!
Иннокентий Павлович сделал в его сторону один шажок. Но неожиданно побледнел и схватился за свое объемистое пузо.
– Сердце! – простонал он, продолжая держаться за желудок. – Какой хам! Мне плохо!
Подруги встревожились. Надо же, до чего впечатлительный им попался старичок! Его еще и не ударил никто, а он уже за сердце, путая его с желудком, хватается. Впрочем, Иннокентию Павловичу было в самом деле нехорошо. Бледность пришла на смену красноте и разлилась по его лицу. А затем вновь сменилась багрянцем. Но он выглядел жутковато.
– Лекарство! Там! В кармане плаща!
В плаще в самом деле оказалась металлическая трубочка. Кира вытрясла из нее круглую белую таблетку и сунула ее больному. Дала запить и с тревогой наблюдала, как на губах Иннокентия Павловича выступила белая пена.