— От меня? — Дэвис сделал вид, что оскорбился, а сам взял коробочку с крошечным бантиком и потянул в стороны края обертки. — Это мама у нас нетерпеливая. И всегда такой была.

Дочка рассмеялась. Ее было так легко рассмешить! Когда Анна Кэт была маленькой, ему ничего не стоило заставить ее хихикать, а ей стоило только начать, и через минуту она заходилась неистовым хохотом — таким, что живот сводило. Тут уж и Дэвис не выдерживал и тоже начинал смеяться. Тысячу раз, заходя в гостиную, Джеки заставала привычную картину: отец с дочкой уже валяются без сил на спине, как перевернутые черепашки, и покатываются со смеху.

Скотч отклеился, Дэвис развернул бумагу — показалась черная пластмассовая коробочка, а в ней зеркально сверкающий диск.

— Что это?

— Только что сведенные воедино официальные записи о рождениях и смертях в штатах Арканзас, Миссури, Техас, Оклахома, Нью-Мексико и Невада. С тысяча восьмисотого по тысяча восемьсот тридцать третий. Правда, не по всем штатам информация полная.

Дэвис покрутил диск в руках. На нем не было ни наклеек, ни надписей.

— Скажи, а где именно ты его купила?

— Купи-и-ла? — протянула Анна Кэт и запустила руку в вазу с конфетами, стоявшую на его столе, в поисках шоколадки. Она ухватила маленький батончик «Херши» — совершенно бессознательно она разворачивала лакомство тем же способом, каким отец разворачивал ее подарок: тянула за края сначала с левой стороны, потом с правой. — Никаких «купила», — пробормотала она с конфетой за щекой. — Скачала, скопировала, записала.

Дэвис посмотрел на нее с осуждением.

— Ну да. И что с того? Похакерствовала немножко, — призналась она без капли раскаяния.

Дэвис укоризненно покачал головой.

— Пап, пойми, информацией можно располагать, но никто не вправе ею владеть. Вся эта якобы общедоступная информация лежит себе на сервере в Далласе, а обнародовать ее собрались бы только года через два. Да еще цену астрономическую назначили бы за право пользования. Это же фашизм самый настоящий!

— Ну да, ну да.

— Это, если хочешь знать, не просто слишком ранний подарок на день рождения, это акт протеста без применения насильственных методов.

— Что ж, спасибо. — Он действительно был ей благодарен.

— К слову, о насилии. — Она обнаружила в вазе батончик с арахисом, который пропустила в первый заход. — Как там твой помешанный на религии? Новых весточек не присылал?

Дэвис пожал плечами:

— А-а, так. Письма. Записки безграмотные. Куча перевранных цитат из Нового Завета.

— От Кабана этого — или как он там подписывается: «Hog», кажется?

Дэвис обернулся и взял со столика, стоявшего у него за спиной, перехваченную резинкой стопку надписанных нетвердым почерком конвертов. В конце каждого письма стояла подпись — «HoG» и была коряво нарисована рука с торчащим вверх указательным пальцем. Дэвис как-то пошутил в разговоре с Грегором, коллегой по клинике, что наверное, автор писем болеет за футбольную команду университета штата Арканзас: у них и в названии кабан фигурирует, и с трибун им кричат: «Вперед, кабан! Давай, Hog! Мы победим!»[3]

— Угрозы?

— Конечно. Или предупреждения.

— Не смей так спокойно об этом говорить!

— А ты бы хотела, чтобы у меня был более испуганный вид?

— Ага, — сказала она и улыбнулась. — Я просто много об этом думаю. Не хочу, чтобы с моим папочкой что-то случилось.

— Ничего со мной не случится, Анна Кэт. — Он прекрасно знал, что эти опасения в последнее время не выходят у нее из головы. — То… происшествие в прошлом месяце с врачом из клиники в Мемфисе было всего лишь выходкой какого-то ненормального. К тому же его уже поймали. А скорее всего, он погиб.

— У него был сообщник.

Это, увы, вполне вероятно. В полиции подозревали, что взрыв был спланирован печально известным Байроном Бонавитой и что, возможно, они упустили уникальную возможность поймать его. Обследование тела погибшего злоумышленника мало что дало.

— Может, был, — предположил Дэвис, — а может, и нет. Врать не стану. У нас так много ненормальных, озлобленных людей, что подобное происшествие непременно повторится. Когда-нибудь. Где-нибудь. Если тебе так хочется за меня тревожиться, беспокойся лучше, когда мне приходится ездить по платному Шоссе трех штатов.[4]Там такое сумасшедшее движение, что у меня куда больше шансов погибнуть в аварии, чем от взрыва в собственной клинике.

— Знаю, знаю. Нам уже рассказывали об этом на уроке по безопасности вождения. Приходил патрульный, показывал слайды с последствиями ДТП: лужи крови и все такое. Впечатляет.

— И если уж ты так уверена, что в клинике вот-вот должно произойти что-то страшное, зачем тогда ты сюда пришла?

— Так за деньгами! — С этими словами Анна Кэт склонила голову набок, положила руку на стол ладошкой вверх и пошевелила пальцами. — И потом, я ведь слишком молодая и симпатичная, и поэтому не умру. Так что, папуля, держись меня и будешь в полной безопасности.

«Боже мой, — подумал Дэвис, — как часто с того самого дня, когда родилась дочка, я мысленно обращался к ней с такой же просьбой! Если бы только я мог быть с ней рядом все время, каждую секунду, чтобы с ней ничего не могло приключиться. И с нами со всеми». Он достал бумажник и положил ей на ладошку две купюры по двадцать долларов.

— Кстати, о молодых и симпатичных, я встретила в вестибюле доктора Бертон.

— Поздоровалась?

— Поздоровалась, — отозвалась она и добавила: — Мама ее терпеть не может.

Дэвис так и замер, даже не донес бумажник до ящика.

— О чем это ты?

— Она говорит, ей не по душе, что рядом с тобой такая красотка, да еще каждый день. Говорит, доктор Бертон — как раз твой тип женщин. — Последнюю фразу Анна Кэт произнесла, растягивая слова, имитируя мамину манеру разговаривать.

— Она что же, тебе об этом сказала?

Анна Кэт помотала головой:

— Нет, тете Пэтти. Это она так шутила. Я думаю. Вроде того. Немножко.

— Да она что, с ума сошла?

— Па, мы этих слов не произносим, забыл?

Дэвис нахмурился. Действительно, ему ли не знать! Насколько им с дочерью было известно, по крайней мере четыре поколения семьи Джеки страдали психическими заболеваниями; многие ее родственники кончали жизнь самоубийством. Сама Джеки временами бывала эксцентричной — когда-то это свойство ее характера казалось Дэвису таким очаровательным, — и вот теперь и он, и Кэт вглядывались в ее поведение: не проявятся ли признаки настоящего безумия. Бывало, то отец, то дочь пугались, когда заставали Джеки разговаривающей с самой собой или когда она хваталась за тряпку и неделю как одержимая занималась генеральной уборкой. Один пугался — другой успокаивал. Прав оказывался тот, кто успокаивал: Джеки неизменно возвращалась к вполне нормальному поведению.