Уговоры Сатико увенчались успехом, хотя, в сущности, речь шла о деле уже решённом.

В противоположность Юкико, весёлая и живая от природы Таэко любила посмеяться и пошутить. Правда, после истории с газетой она некоторое время пребывала в подавленном настроении и непривычной для неё задумчивости, однако теперь, когда она обрела себя в любимом занятии, к ней стала возвращаться прежняя весёлость. По крайней мере в этом прогнозы Сатико оправдались.

Получая ежемесячно из «главного дома» деньги на мелкие расходы, а к тому же имея немалый доход от продажи своих кукол, Таэко обнаружила, что может позволить себе некоторые траты, и то появлялась с какой-нибудь ошеломляющей сумочкой, то в изысканных туфлях явно заграничного происхождения. Обеспокоенные такой расточительностью, Цуруко и Сатико посоветовали ей открыть счёт в банке, но, как выяснилось, Таэко не нуждалась в подобных рекомендациях. Она показала Сатико чековую книжку, заметив: «Если тебе, сестрица, понадобится небольшая сумма, могу одолжить. Только не рассказывай об этом Цуруко». Тут даже ко всему готовая Сатико раскрыла рот от изумления.

Вскоре у Сатико появился новый повод для беспокойства: одна знакомая сообщила ей, что видела Кой-сан у реки, возле плотины, вместе с молодым Окубатой. А незадолго до этого, доставая из кармана платок, Таэко выронила зажигалку. Обнаружив, что сестра тайком курит, Сатико подумала тогда: «Как можно устанавливать запреты двадцатипятилетней девушке?» И теперь вот эта новость.

Сатико призвала к себе сестру и спросила, правду ли рассказала её знакомая. Таэко подтвердила: да, правду. Мало-помалу Сатико выведала у неё, что Окубата после той скандальной истории с побегом не подавал о себе никаких вестей, но совершенно неожиданно появился на последней выставке и купил самую дорогую из её кукол. С тех пор они снова встречаются, но отношения их, разумеется, не выходят за пределы чистой дружбы, к тому же и видятся они крайне редко. Теперь она уже взрослая, не то что прежде, и поэтому просит Сатико ей верить. Сатико, до той поры потворствовавшая сестре, теперь не на шутку встревожилась, ведь, ко всему прочему, на ней лежала ответственность за Таэко перед «главным домом».

Таэко работала по вдохновению и, как это свойственно большинству художников, не следовала раз и навсегда установленному распорядку. Она могла по нескольку дней кряду ничего не делать, а потом, вдруг снова взявшись за работу, трудилась ночь напролёт и возвращалась утром домой с тёмными кругами под глазами. Таким образом, выдвинутое Сатико условие о том, чтобы Таэко не оставалась в студии на ночь, соблюдалось далеко не всегда. Связь между «главным домом» в Осаке, домом Сатико в Асии и, наконец, студией в Сюкугаве была настолько зыбкой, что не позволяла с точностью установить, когда именно Таэко отправилась из одного места и когда, следовательно, её можно ожидать в другом. Сатико уже забеспокоилась всерьёз: не слишком ли беспечно она поступала, предоставив сестре полную свободу?

И вот однажды, улучив момент, когда Таэко в студии не было, Сатико наведалась туда и как бы невзначай расспросила о сестре свою знакомую домовладелицу. Из рассказа последней она узнала, что у Таэко, ставшей известным мастером, появились ученики. Их было немного, человека два или три, причём все — особы женского пола. Ни один мужчина, за исключением ремесленников, делавших по заказу Таэко футляры для кукол, ни разу ещё не переступал порога студии.

Взявшись за дело, Таэко работала, с таким упоением, что нередко засиживалась до трёх-четырёх часов утра. Поскольку постели в студии не было, остаток ночи она коротала с сигаретой в руке и, дождавшись утра, с первой электричкой возвращалась в Асию. Таким образом, наблюдения домовладелицы совпадали с наблюдениями самой Сатико.

До недавнего времени Таэко ютилась в небольшой, устроенной на японский манер комнате площадью в шесть дзё,[12]теперь она перебралась в более просторное помещение. Это была уже комната в европейском стиле, к которой примыкала ещё одна комнатка японского типа всего в четыре с половиной дзё. Заглянув в студию, Сатико увидела всякого рода специальные пособия и журналы, швейную машинку, кусочки материи и прочие необходимые в работе вещи, кое-где стояли неоконченные куклы, на стенах висели пришпиленные булавками многочисленные фотографии. Это была настоящая художественная студия, к тому же царящая в ней атмосфера праздничности не оставляла сомнений в том, что здесь работает молодая женщина. Кругом чистота, порядок. В пепельнице ни одного окурка, ни в ящиках, ни на полочке для хранения писем и бумаг Сатико не заметила ничего, способного вызвать у неё подозрение.

По правде говоря, отправляясь в студию, Сатико опасалась обнаружить какие-нибудь порочащие сестру улики, теперь же она вздохнула наконец с облегчением и радовалась, что побывала там. Она верила Таэко больше, чем когда-либо прежде.

* * *

С тех пор прошло месяца два, и тревога Сатико почти улеглась, как вдруг в один из дней, когда Таэко работала у себя в студии, в доме Сатико неожиданно появился Окубата и заявил, что хочет видеть госпожу Макиока. В былые времена их семьи жили поблизости друг от друга в Сэмбе, и молодой человек не был для Сатико совсем уж посторонним, поэтому она решила его принять.

— Не сочтите за бестактность мой визит без предупреждения, — начал он, — но у меня дело, не терпящее отлагательств. Несколько лет назад мы с вашей сестрой совершили предосудительный поступок, но, поверьте, он отнюдь не был продиктован легкомыслием. После этого нам с Кой-сан запретили встречаться (в разговоре с Сатико Окубата не только Таэко называл запросто «Кой-сан», но и к своей собеседнице обращался по-родственному: «сестрица»), но мы обещали друг другу ждать, сколько потребуется, пока наши семьи не простят нас.

— Вначале, — продолжал Окубата, — моя семья относилась к Кой-сан не лучшим образом, но теперь всем ясно, что она девушка серьёзная, к тому же наделённая большим талантом, и что нас связывает чистое, глубокое чувство. Поэтому мои родственники вряд ли станут препятствовать нашему браку. Со слов Кой-сан я знаю, что судьба Юкико пока не решена, но, когда она выйдет замуж, возможно, нам тоже удастся получить согласие на брак. Прежде чем прийти сюда, я всё хорошенько обсудил с Кой-сан. Мы вовсе не спешим и готовы ждать, сколько потребуется. Но мы хотим, чтобы вы, сестрица, по крайней мере знали о принятом нами решении и верили нам. И ещё мы просим при случае, если вы сочтёте возможным, замолвить за нас словечко госпоже Цуруко и её супругу в Осаке. Мы были бы очень благодарны, если б вы помогли нашим надеждам осуществиться. Конечно, я не посмел бы обременять вас такого рода просьбой, если бы не рассчитывал на ваше понимание и не знал, какое горячее участие вы принимаете в судьбе Кой-сан…

Выслушав Окубату, Сатико не приняла и не отклонила его предложение, лишь пообещала сообщить о нём зятю и старшей сестре. С тем он и ушёл. Поскольку Сатико и без того подозревала, что события могут принять подобный оборот, визит Окубаты не особенно её удивил. По правде говоря, она считала, что, коль скоро романтические отношения между Окубатой и Таэко в своё время стали достоянием гласности, женитьба была бы наилучшим выходом для обоих. К такому же решению в конце концов придут и в «главном доме», думала она. Но как всё это скажется на душевном состоянии Юкико? Сатико чувствовала, что с замужеством младшей сестры следует тянуть как можно дольше.