Понимал ли Сергей Юльевич, какую роковую ошибку совершил? Крах Мамонтова вынуждал земляков Саввы Ивановича искать иной эффективный метод борьбы за выживание. Оптимальный вариант – апелляция к монарху. Но Николай II – не Александр III. В отличие от отца, молодой царь самостоятельно разбираться в проблемах, требовавших высочайшего вмешательства, избегал. Обычно он просто одобрял советы того, кому в данный момент доверял или чей профессионализм в конкретной области ставил выше прочих. В спорных ситуациях предпочитал подержать паузу. Впрочем, в итоге принимал сторону не того, кто лучше аргументировал свою точку зрения, а кому симпатизировал сам, причем чисто субъективно. История с Н.П. Боголеповым, против которого ополчилось и студенчество, и общественное мнение, – наглядный тому пример.

Увы, это не всё. Николай II в ту пору по молодости лет мечтал о территориальном расширении Российской империи и с поразительной легкостью соглашался на войну, если кто-либо из «специалистов» уверенно обещал солидное приращение земель. Первая такая тревога произошла 23 ноября 1896 года, когда российский посол в Турции А.И. Нелидов при содействии военного министра П.С. Ванновского на совещании в Царском Селе склонил императора спровоцировать Турцию на разрыв отношений, дабы затем атакой с моря овладеть Босфорским проливом. Государь с энтузиазмом откликнулся на инициативу, проигнорировав возражения Витте. Война, грозившая стране повторением крымской эпопеи, к счастью, не началась. Судя по всему, царская родня (мать и дяди), вовремя спохватившись, заставила воинственного венценосца отказаться от опасной авантюры. Кстати, заметим, мать – вдовствующая императрица Мария Федоровна – весьма благоволила Витте, как выдвиженцу мужа, и во многом политическое лидерство министра финансов основывалось на ее покровительстве.

Итак, Николай II успокоился… на два года, по истечении которых другая «клика» – «безобразовская» (А.М. Безобразов, И.И. Воронцов-Дашков, великий князь Александр Михайлович и примкнувшие к трио А.Н. Куропаткин с В.К. Плеве) – соблазнила царя восточным проектом – присоединением к России минимум, – китайской Маньчжурии, максимум, – и Северной Кореи. Как следствие, России пришлось воевать с Японией в условиях международной изоляции и пережить позор падения Порт-Артура в 1904-м, двух громких поражений в 1905-м – на суше (при Мукдене) и на море (в Цусимском проливе).

Как видим, глава династии на роль арбитра в споре московского купечества с Витте и стоявшей за ним предпринимательской группы явно не годился. «Москвичи» поневоле озаботились поиском нестандартного способа защиты от натиска западного капитала. И обнаружили весьма действенное средство. Стачку! Если рабочие коллективы петербургских, украинских, закавказских акционерных компаний, казенных и частных, выступят против хозяев, добиваясь улучшения условий труда и быта, то инвестиционная привлекательность России для немецких, английских, французских и бельгийских банковских структур сразу же снизится. Их экспансия заметно ослабнет и замедлится. В идеале они вместе с Витте захотят договориться с теми, кто контролирует стачечное движение.

Сами купцы, конечно, поднять рабочий класс на борьбу не смогут. Нужен тот, к кому пролетариат прислушивается, за кем пойдет и… кому постоянно не хватает денег на столь масштабные мероприятия. В год расправы над Саввой Мамонтовым (1900) в России имелась организация, пользовавшаяся большим уважением среди рабочих, небогатая и, главное, имевшая успешный опыт проведения массовых забастовок. Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», основанный В.И. Ульяновым-Лениным и Ю.О. Мартовым осенью 1895 года и той же зимой лишившийся руководящей группы, арестованной полицией. Тем не менее в отсутствие вождей союз уже летом 1896-го прогремел на всю страну, возглавив стихийную стачку питерских ткачей. С 24 мая по 15 июня в Санкт-Петербурге не работали до восемнадцати с половиной тысяч рабочих двадцати одной ткацкой фабрики, требуя от владельцев сокращения рабочего дня и повышения зарплаты. Протест подавили, чередуя уступки с репрессиями. Спустя полгода история повторилась. 2 января 1897 года встали фабрики Максвеля. За ними остановили станки и другие предприятия города. Размах стачки побудил заняться рабочим вопросом самого Витте. Череда совещаний с фабрикантами завершилась обнародованием 7 января решения о сокращении с 16 апреля того же года по всей России рабочего дня до одиннадцати с половиной часов, за вычетом обеденного перерыва.

Кто же координировал деятельность Союза борьбы, пока вожди сидели за решеткой? Степан Иванович Радченко (1869—1911), инженер по профессии, политик по призванию. Он умел организовывать людей и придавать стихии рабочего возмущения нужное политическое звучание. Между тем стачка питерских ткачей вспыхнула стихийно и в первые дни сплоченностью и решительностью ее участников не отличалась. Так что успех забастовки – в огромной степени заслуга этого человека, «держателя связей» и партийной кассы, «директора». Под столь красноречивой партийной кличкой Радченко фигурирует в переписке соратников. В 1900 году он по-прежнему руководил петербургским союзом. Мартов и Ленин, вернувшись зимой из ссылки, вскоре выехали за границу, налаживать выпуск газеты «Искра» и готовить второй учредительный съезд РСДРП. Посему промышленникам надлежало за поддержкой обращаться именно к нему, что, судя по всему, С.Т. Морозов и сделал.

С сентября 1899 года фабрикант зачастил в недавно открывшийся Московский Художественный театр. «Ходит на все репетиции, сидит до ночи, волнуется страшно», – сообщала актриса О.Л. Книппер мужу, А.П. Чехову. И немудрено. Ведь в те дни Витте безжалостно добивал Савву Мамонтова, а напарник изгоя тщетно старался хоть чем-то помочь другу. Савва Тимофеевич определенно впал в депрессию и театр посещал, чтобы отвлечься от мрачных мыслей. Тогда же ему «надоело» исполнять обязанности гласного Московской гордумы. Кстати, в январе 1897-го Морозов всерьез претендовал на пост московского головы и в рейтинге кандидатов значился четвертым. Н.А. Найденов отмобилизовал все ресурсы и связи с целью не допустить молодого соперника к административной власти. Угрозами и мольбами убедил популярного среди москвичей князя В.М. Голицына, баллотироваться не желавшего (до 1889-го губернатор Москвы, покинул должность после размолвки с московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем), не уклоняться от выборной кампании. Борьба развернулась упорная. 28 января избрание сорвалось по причине самоотвода всех кандидатов, в том числе и Голицына. Целых два месяца фракция Найденова осаждала сановника, прежде чем тот сдался и позволил членам думы 5 апреля 1897 года почти единодушно проголосовать за себя.

Однако Владимир Михайлович, будучи хорошим хозяйственником, политическим лидером оказался слабоватым, и предпринимательское сообщество Центра России, естественно, выразителем собственных интересов его не считало. Таковым, как и прежде, являлся Морозов, которому понадобилось около года, дабы оправиться от переживаний, вызванных процессом Мамонтова, и нанести ответный удар, причем настолько чувствительный, что Витте сразу понял, кто за ним стоит.

1 мая 1901 года десять рабочих питерского казенного Обуховского сталелитейного завода устроили себе выходной, первомайский праздник. 5 мая руководство предприятия уволило и прогульщиков, и шестнадцать из семидесяти двух вступившихся за них товарищей. 7 мая ячейка Союза борьбы подняла в защиту отчисленных весь коллектив, прибавив к главному пункту несколько экономических – восьмичасовой рабочий день, право на маевки, отмену сверхурочных и ночных смен, увеличение расценок. Толпа забастовщиков высыпала на Шлиссельбургский проспект, где к манифестации присоединились соседи – рабочие Александровского механического завода (Бердовского) и работницы Карточной императорской фабрики. Попытка разогнать демонстрантов силой обернулась конфузом. Отряд матросов, охранявший Обуховский завод (подведомственный Морскому министерству), стрелял в воздух, а не по людям. Казачью сотню и полицейских народ, закидав камнями, перебил и рассеял. Проспект опустел лишь после прибытия регулярной воинской команды.