Если честно, я ухватился за эту злость, как за соломинку. Лучше, чем сходить с ума, пытаясь осознать, что же произошло. Я ведь умер. И снова живу. А уж раз это так, то стоит обустроиться на новом месте. Ведь вернуться в мир, из которого меня забрала смерть, вряд ли получится.

– Хорошо. – Хлопнув в ладоши, я посмотрел на детей. – Я буду вашим папой.

– Ура! – обрадовалась Джессика и торопливо представила других: – Это Джонатан и Агнесс. Она всё понимает, но не говорит.

Малышка сунула в рот палец и посмотрела на меня с поразительно взрослой серьёзностью. Я отвёл взгляд и ответил:

– Меня зовут Александр Соколов. Можете звать меня дядя Саша или…

– Папа! – воскликнула Джессика.

– …Сокол, – одновременно с ней закончил я. И осторожно добавил: – Можно и папа… Кстати, а где ваша мама? Когда она вернётся?

Девочка помрачнела и часто-часто заморгала влажными ресничками. Сердце моё дрогнуло. Вот не могу терпеть женских слёз! Невзирая на возраст той, что вот-вот заплачет, я едва сдерживался, чтобы не извиниться, одновременно пообещать звезду с неба, купить мороженого и сбежать на край земли…

Привычно подавив панику, я глянул на старшего брата девочки, по щекам которой покатились крупные прозрачные капли.

– Можешь сказать?

– Не твоё дело, – огрызнулся он и, отвернувшись, вышел из комнаты.

С характером! Жаль, что толку от него ноль. Как и от рыдающей Джессики. Я повернулся к малышке, которая, рассматривая меня, с упоением сосала палец, и не выдержал. Поднял ребёнка с пола и попытался отвести её руку.

– Не делай этого. Он же грязный… Ай!

Агнесс укусила меня! От неожиданности я инстинктивно шарахнулся и, оступившись, с размаху уселся на пол. Сжал челюсти, чтобы не чертыхнуться. Больно! Хорошо, что эту пиранью голубоглазую удержал.

– Кажется, ты ей нравишься, – неожиданно улыбнулась сквозь слёзы Джессика.

Я удивлённо приподнял брови.

– На вкус? Остаётся радоваться, что Пёселю Лаврентьевичу я не приглянулся… Ай! Да что же это такое? Снова?!

– Ты ей однозначно нравишься! – припечатала Джессика, наблюдая, как я борюсь за право оставить собственный палец при себе.

Зубов у малышки было немного, но острота всех четырёх сомнению не подлежала.

С трудом отвоевав покусанную конечность, я вернул ребёнка на пол и отступил для верности.

– Рановато я решился быть папой. Я же совершенно ничего не знаю о детях!

– Совсем ничего? – прищурилась Джессика.

К счастью, слёзки её уже высохли, и я решил отложить вопрос о том, куда пропала мама этих беспризорников.

– Они должны быть сыты, чисты и в безопасности, – пожал я плечами.

– А врал, что не знаешь, – с удовольствием рассмеялась девочка и, шагнув ко мне, неожиданно обняла. – Ты будешь хорошим папой.

Я замер и с растерянностью посмотрел на лохматую голову ребёнка. Осторожно прикоснулся к спутанным волосам и подумал, что быть папой порой больно и неловко, но что-то хорошее в этом точно есть.

К тому же выбора мне никто не предоставил. Когда я опустил веки в своём мире, можно сказать, я подписал некий договор. И пусть пошёл на это, не зная условий, предоплата всё же достойная.

Я жив.

И я больше не одинок.

Папа — это тяжёлый труд (судя по тому, что видел на примере друзей и соседей), но я справлюсь. В конце концов я проходил через огонь, воду и медные трубы. Кстати о последних…

– Агнесс явно нуждается в хорошем душе, – заявил я и попросил: – Покажешь, куда её отнести?

– Души у нас только неприкаянные, – виновато ответила девочка. – Они все хорошие, но нарушают равновесие магий и притягивают магнус. Поэтому мы избавлялись от них. Сейчас в Шааде только ты… – Она щёлкнула пальцами и прищурилась. – Ты прав. Агнесс нуждается в тебе. Мы все нуждаемся!

– Э-э, – растерялся я и добавил: – Я имел в виду то, где её можно помыть. Не видишь, какая она грязная?

– А, – заулыбалась Джессика и кивнула: – Неси за мной.

И, развернувшись, вышла из комнаты. Я опасливо покосился на малышку и, теперь не возражая против того, чтобы она использовала свой палец вместо соски (что мешало ей демонстрировать ко мне острую привязанность), осторожно поднял Агнесс.

Нёс на вытянутых руках, а малышка терпеливо висела, как щеночек. Когда мы проходили через гостиную, собака, лежащая на огромном диване с изодранной обивкой, приподняла голову и оскалилась в улыбке.

– Куда вы её?

– К реке, – пояснила Джесс.

– Да ладно?! – оживился Пёсель и, спрыгнув с дивана, подбежал к читающему книжку скелету. – Герман, неприкаянная душа хочет утопить мелкую! Ну что ты сидишь? Идём скорее, а то всё пропустим…

– Эй! – возмущённо оглянулся я и тут же, ощутив знакомую боль в пальце, изумлённо посмотрел на девочку. – Ты издеваешься?

– Пап, не отвлекайся, – позвала меня её старшая сестра.

Я догнал Джессику и, выйдя из замка, на миг замер, поражённый до глубины души. Даже забыл вопросы об отсутствии ванны и жутких словах собаки.

И было отчего.

Над нами разлилась сиреневая темнота, по бархатной поверхности которой рассыпались миллиарды светлячков чужих звёзд. На линии горизонта сирень приобретала тёмно-фиолетовые оттенки, рваные линии намекали на окружающие нас леса. А передо мною раскинулось широкое поле, усыпанное удивительными цветами.

Как я рассмотрел в ночи соцветия? Они светились! Каждый раз, когда тёмных трав касался лёгкий ветерок, головки растений покачивались и начинали излучать мягкое светло-оранжевое сияние. И тускнели, стоило ветру утихнуть.

От удивительного зрелища я забыл, как дышать.

Но мне напомнили.

– Кажется, малышка очень голодна. – На этот раз стерпев боль, я прижал ребёнка к себе. – Давай быстренько отмоем её, а потом покормим.

– Начинай, – хитро прищурилась Джессика и кивнула на тёмную ленту реки, на поверхности которой проблесками золота отражалось свечение цветов.

Я сделал глубокий вдох и первый решительный шаг. Я мыл пожарную технику так, что Лебедь выписывал мне премию. А оттереть гарь и копоть после пожара — тот ещё квест. После этого искупать ребёнка — как два байта по почте