Продукты доставлялись в таком изобилии, что их не успевали съедать не только римляне, но и рабы. Спустя месяц Децим предложил:

— Марк, давай попробуем вытолкать из пещеры Требония, иначе повара придется оставить здесь навсегда.

Красс окинул толстяка оценивающим взглядом.

— Поздно, Децим. Попрошу Вибия подыскать нового повара.

После этих слов Требоний до того перепугался, что за обедом отказался от еды, но к ужину, не в силах больше сдерживаться, съел двойную порцию.

Щедрость Вибия Пациана не знала границ: на столе Красса было все, что произрастало на вилле друга, а кроме того — греческие вина и напитки родной Италии, восточные сласти и экзотические плоды Африки.

Марк Красс чувствовал себя вдвойне неловко. Во-первых, ему не хотелось доставлять лишние хлопоты Вибию. Во-вторых, римлянин с детства привык к воздержанию во всем. Отец его избирался цензором, одной из обязанностей которого был надзор за поведением граждан. Старший Красс был ревностным проповедником римской умеренности старых времен и беспощадно боролся с любыми проявлениями роскоши. Он считал (и не без оснований), что усилившаяся в последнее время тяга к излишествам пагубно влияет на римлян.

Весьма сомнительно, что Крассу-цензору удалось наставить на путь истинный римлян, но семья его строго придерживалась старинного обычая «бедности». Марк жил в небольшом отцовском доме вместе с двумя братьями. Когда те женились, дом стал походить на муравейник. Многочисленные жильцы относились друг к другу с любовью и пониманием, безоговорочно подчиняясь старшему Крассу.

На огромный обеденный стол семейства сенатора и цензора подавались те же блюда, что и в каждой плебейской семье. Посудой пользовались самой обычной. Золотые и серебряные чаши, кубки, большей частью доставшиеся от предков, выставлялись только для угощения почетных гостей.

Привыкший к простой пище, Марк Красс тяготился щедростью Вибия Пациана. При встрече с ним Красс просил сократить количество доставляемого провианта и ограничиться продуктами, произраставшими на вилле:

— Вибий, дорогой, это никуда не годится — мои рабы в пещере питаются лучше, чем я в отцовском доме. Они же взбунтуются, если у меня появится возможность вернуться в Рим.

— На твою долю выпало столько испытаний, и я хотел порадовать друга хоть чем-нибудь, — признался прямодушный толстяк.

— Ты явно перестарался, и если будешь продолжать в том же духе, то мне придется отсылать половину продуктов обратно на виллу, — решительно предупредил Красс. — Чрезмерность вредна во всем. Она стала причиной гибели Марка Антония во время недавних событий.

— Каким образом?

— Антоний укрывался от бесчинств марианцев на вилле своего знакомого. Тот был горячим поклонником оратора и старался всячески ему угодить. Он так часто посылал раба на постоялый двор за вином, что пробудил любопытство виноторговца. Торговец стал допытываться у раба: для чего хозяину столько дорогого вина? Раб, то ли по глупости, то ли прельщенный наградой, все и выболтал. Марий, узнав, где прячется его заклятый враг, едва сам не бросился расправляться с Антонием. Его с трудом удержали товарищи, а свершить черное дело послали военного трибуна. Трибун собственноручно отрубил голову Марку Антонию, а его легионеры лишили жизни гостеприимного землевладельца и разграбили виллу.

— Хорошо, Марк, если угодно, буду морить тебя голодом, — уступил Вибий. — Однако что я могу сделать для тебя? Чем скрасить спартанскую жизнь? И учти, я не уйду, пока не признаю твою просьбу достаточно весомой заменой отвергнутым яствам.

— Пришли мне пищу для ума. Я видел у тебя в библиотеке две книги Аристотеля…

— Завтра они будут у тебя в руках.

Вибий Пациан, щедрость которого была безгранична, в ближайшие ночи прислал целую библиотеку. Подарок был весьма кстати: работы по благоустройству пещеры закончились, и обитатели ее не знали, как убить время. С тех пор друзья целые дни проводили за чтением, которое, как правило, заканчивалось философскими спорами. В будущем занятия эти принесли практическую пользу Марку Крассу.

Так минули еще два месяца безмятежной жизни. А затем произошло событие, заставившее обитателей пещеры изрядно поволноваться.

Однажды ночью Красс внезапно проснулся и стал чутко прислушиваться, пытаясь понять причину своего пробуждения. У входа в пещеру слышалась непонятная возня. В первые мгновения Красс подумал, что кто-то из его спутников или рабов вышел по нужде. Однако эта мысль была тут же отброшена — обитатели пещеры безошибочно ориентировались в темноте. Ночные же гости, проникшие в пещеру, производили неимоверный шум: то и дело они спотыкались о нехитрую мебель и в довершение опрокинули и разбили амфору с вином. Последнее разбудило всех обитателей пещеры, но из страха все продолжали хранить молчание.

Красс лихорадочно соображал, что предпринять. Рука непроизвольно потянулась к мечу и вцепилась в рукоять.

— Господин, где ты?! — крикнул вошедший. Голос был испуганный, но нежный и — самое удивительное — женский.

В комнате рабов кто-то вскрикнул, застонал, что-то тяжелое брякнулось на землю. Эти звуки не добавили храбрости римлянам.

— Господин, откликнись! Мы твои новые рабыни, — вновь раздался дрожащий женский голос.

— Галл, зажги светильник! — приказал Красс.

Когда раб исполнил команду, взору обитателей пещеры предстали две грации редкой красоты. Первая девушка была смугла, а весь ее облик выдавал темперамент: несмотря на застывший на лице страх, красавица на пару шагов опередила подругу и теперь с любопытством разглядывала римлян. Большие красивые глаза перебегали с одного мужчины на другого, буквально завораживая каждого, а взгляд манил и дарил обещания. Нескольких секунд смуглянке хватило на то, чтобы разглядеть мужчин, отделить господ от рабов, хотя они почти не отличались одеждой, и определить себе жертву. Взглянув пару раз в сторону Красса, красавица разумно оценила свои возможности и обратила взор на Сервия и Децима. Колдовской взгляд сопровождался едва заметным движением губ. Рот был несколько крупноват, однако он так дышал чувственностью и желанием, что недостаток обращался в достоинство девушки. В тонком искусстве обольщения чувствовалась школа греческих гетер.

Вторая девушка была полной противоположностью первой. Беломраморное лицо, голубые глаза, тонкий нос и маленький рот — все черты были изящны и нежны. Ее светлые волосы венчала диадема, украшенная цветными камнями. Глядя на подобное совершенство, представители противоположного пола обычно испытывают желание поклоняться ему словно божеству, а уж обладание такой красотой — это предел мечтаний.

Тонкие белые туники не скрывали прочих достоинств девушек, наоборот, подчеркивали их. С каждым движением ткань обтягивала то грудь, то бедра, очерчивая прелесть стройных фигур. Впрочем, мужчины давно раздели их взглядами и дорисовали в своем воображении все, что скрывала материя. С тех пор как зажгли светильники, они, не отрываясь, смотрели на ночных гостий. Все страхи улетучились, как дым потухшего очага. Римлян можно было понять; да и как не понять — вот уже несколько месяцев они не видели женщин.