минуты через две. Я с ним сначала поговорил, а уже потом… Слушайте, я же сказал, что ничего не знаю, я его впервые в жизни видел!

— И вы утверждаете, что убийцу или подрывника тоже не видели?

— Нет, не видел.

— Странно, но логично, — коп почесал кончик носа. — О чем вы конкретно разговаривали, можно узнать?

Витя, которого допрашивали чуть в стороне, наоборот, держался уверенно. Быстро ответил на все вопросы, пообещал, что если что-то вспомнит — позвонит, и выразил ответное пожелание, чтобы преступников поймали в самые короткие сроки. Когда копы уехали, старший брат утянул Диму в сторону.

— Ну, чего? — сварливо спросил тот, рассматривая обугленную стену, черный пол и расплавившиеся двери.

— Что он тебе отдал?

Сверток, который вручил ему неизвестный наркоман, Дима успел спрятать, как улику. Хрен его знает, отдашь полиции, а тебя потом как сообщника арестуют, и сидеть будешь вместо остальных.

— Понятия не имею.

— Почему не отдал полиции?

— По качану! Он мне ничего не отдавал, это моя вещь.

— Давай только без шуток.

— А кто шутит? — Дима кивнул в сторону черного седана "Ниссан Алмера", приближающегося к магазину. — Вон, Сергеевна мчится, иди, встречай. А я пошел домой, сегодня работа точно отменяется.

— Завтра на восемь, — напомнил Витя ему вслед. Дима сделал вид, что не слышит.

Кружилась голова, слегка подташнивало. Убийства он видел раньше, и не раз — по телевизору. Но в реальности никогда. Причем убили не какого-то там бандита, а человека, с которым ты разговаривал две минуты назад. Такое не забывается.

"А если бы я раньше выбежал его искать? А если бы…" — мать открыла дверь, и сразу кинулась ему на шею, но Дима, находясь в какой-то прострации, этого не заметил. Все движения выполнялись чисто на автомате, без вмешательства разума. "Меня бы тоже убили!"

Страшный грохот вывел его мира иллюзий. Оказывается, что когда он, запершись в ванной, снимал куртку, на пол упал тот самый сверток. Дима протянул руку, чтобы поднять, но тут же одернул.

"Не смей, идиот! А если это бомба? Или драгоценность какая-то ворованная? Или наркотики, или что еще хуже? Хотя, что может быть хуже всего вышеперечисленного…" — он встал под душ, и решил, что как только придет в себя, позвонит в полицию.

Но после душа, когда холодная вода освежила голову, а синяк на спине, полученный от падения на пол, перестал саднить, Дима почему-то решил странным, что неизвестный наркоман попросил его отнести посылку в ВУЗ. Не в притон какой-нибудь или бандитскую малину, а в высшее учебное заведение, которое, вроде бы, еще и пользовалось у них в городе немалым уважением.

Может, это и не бомба вовсе?

Он пригляделся внимательнее. Посылка была завернута в плотную бумагу, и аккуратно перетянута скотчем так, чтобы не развернулась. Весила она половину килограмма, не больше.

"Может, это вообще не связно с убийством?" — неожиданно осенило Диму. "Скажем, этот чувак знал, что умирает, а директор — его родственник, вот он и передал ему прощальный подарок… Хотя, то, что у директора в родственниках есть такие странные личности, ничего не объясняет. ВУЗ… в центре города… Может, там и места свободные есть для обучения? Костя же давал мне список, там и экзамены сдавать не надо… А что? Может, директор меня даже по блату примет, как человека, который его родственника от смерти не уберег… Черный юмор, он такой. Ладно, завтра смотаемся туда, посмотрим, если не срастется — вернемся к старой жизни"

И он вышел на кухню, откуда тянуло чем-то вкусным.

*************

Едва только Светозар Евлампиевич успел впиться зубами в трехэтажный бутерброд с сыром, ветчиной и прочими вкусностями, как зазвонил телефон.

— Флуфаю…

— К вам магистр.

— Чефо? — директор чуть не подавился. — Фафистр? И фто ему нафо?

— Вы что, опять жрете? — Рахни видел, как начальник возвращается из столовой пять минут назад, и не мог себе представить, что он там не наелся.

— Сам ты жрешь! — возмутился Светозар Евлампиевич, ухитрившись проглотить все, что было во рту, целиком. — Скажи, что меня нет.

— Он уже у ваших дверей. Сказал, что если не откроете, то он снесет ее, как пушинку.

Директор посмотрел на добротную, тяжелую дверь из ореха, защищенную заклинаниями. Хотя даже они не мешали хулиганистым ученикам проникать в его кабинет и издеваться.

Подростки, что с них возьмешь…

— Ну, хорошо, хорошо, сейчас я его приму.

Магистр тоже обладал чувством юмора. "Внутренним взором" он прекрасно видел, как директор подходит к двери, и, ворча под нос, поворачивает ключ в замке. И пнул дверь со своей стороны. Тяжелая деревяшка врезалась Светозару Евлампиевичу в живот, и тяжелая туша слегка покачнулась.

— Ой, а я вас не заметил.

— Ничего страшного… Проходите, садитесь, не ждали вас в такую рань. Как говорится, кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро, да? То там сто грамм, то там сто грамм, на то оно и утро… Нет, вы не подумайте, я не употребляю, но ради вас, чисто как гостю, могу налить, и даже выпить с вами, чтобы вы не думали, что я считаю вас алкоголиком, которому только повод дай, — магистр молчал, глядя на него немигающим взглядом. — Понял. Молчу.

Магистр поискал глазами, куда сесть. Продавленный тушей директора диванчик не вызвал у него доверия, а другой незанятой мебели в кабинете не было.

— Вы в курсе, что вчера ваших бывших учеников убили?

Директор покачал головой.

— В курсе, в курсе… Что?!

— Убили, — повторил магистр.

— Какой ужас! — Светозар Евлампиевич приложил к сердцу пухлую ладонь. — Честное слово, не знал.

— Ах, не знали?

— Нет, не знал.

Магистр прошелся по кабинету, и остановился, чтобы изучить надпись на столе. Директор закрыл ее рукой.

— Я выяснил, что перед смертью они заходили к вам — якобы, вы их о чем-то попросили. Не могли бы вы сказать, о чем?

— Я просил?

— Да, вы.

— Не понимаю, о чем вы говорите. Я никого и ни о чем вчера не просил!

Магистр пожевал губами.

— Может, это ложная информация?

— Да, точно, она! — с готовностью отозвался директор. — Сорока на хвосте принесла, а у меня те, кто разговаривают с птицами, всегда казались немного странными, если подумать.

— Мне тоже, — магистр пожал плечами. — Ну, я тогда пойду.

— А коньяк? — жалобно спросил директор, уже настроившийся выпить по поводу такого замечательного повода.

— Я уже двадцать лет не употребляю. Всего хорошего.

Несмотря на то, что разговор был до неприличия короткий, обоим собеседникам он дал пищу для размышлений. Магистр подумал, что неплохо бы установить за толстяком слежку, Светозар Евлампиевич начал лихорадочно прикидывать,