Удивляться император сегодня был не способен, поэтому лишь вздохнул с облегчением.

— Я могу навестить Агату? — продолжила Виктория с робостью. — Я хотела, но меня не пустили, попросили остаться в палате до твоих указаний. И во дворец ей уже можно или пока нет?

Навещать дочь жене было категорически нельзя — про то, что контур Софии так и не исчез, император рассказывать не собирался. Виктория наверняка начнет возмущаться, что Агату нужно немедленно заставить отпустить контур, не подумав о том, каково придется после этого их девочке. Арен опасался — если он услышит подобное, может сорваться и сжечь что-нибудь.

— Нельзя. Ни во дворец, ни навестить. Прости, Вик. Зато во дворец можно тебе. Я сейчас распоряжусь, чтобы тебя туда перенесли. С Алексом осталась Анна, присоединяйся к ней. Одна не сиди ни в коем случае. Поняла?

— Да, — вздохнула Виктория. — Но, Арен… с Агатой действительно все в порядке?

— Действительно.

— Почему ее тогда нельзя навестить?

Правдоподобный ответ никак не придумывался, поэтому император просто сказал:

— Нельзя, Вик. Я все объясню позже. Главное ты знаешь — Агата жива и здорова, с ней ничего не случится.

Глаза Виктории вновь начали стремительно наполняться слезами. Она опустила голову и пробормотала:

— Да, Арен.

Надо бы спросить, в чем опять дело, но императору хотелось поскорее уйти.

— Я поговорю с врачами о твоей дальнейшей терапии, а потом тебя перенесут во дворец. До вечера. И пожалуйста, пообедай.

— Ты тоже, — произнесла она негромко, так и не подняв головы, и Арен, поцеловав жене руку, покинул палату.

На улице по-прежнему дул ледяной ветер, но теперь еще и дождь добавился. Мелкий, противный, колкий, словно крошечные иглы, впивающиеся в кожу.

Покинув госпиталь, Вано Вагариус вздохнул и поморщился, раскрыв над собой выданный в регистратуре зонт. Заведующий терапевтическим отделением отпустил его не более, чем на два часа, выписав пропуск только благодаря просьбе императора, и, хмурясь, посетовал, что на тот свет пациенты торопятся больше, чем в столовую. Вагариус пообещал, что быстро вернется, на что врач только рукой махнул.

Синтия Тали… да, не так он представлял себе их первую встречу, совсем не так. Вано надеялся, что со временем мама Софии привыкнет к его присутствию в жизни девочки, наслушается рассказов о нем и однажды разрешит зайти в гости. А получилось вот что.

Вагариус не знал, стоит ли надеяться на возвращение внучки, или лучше перестать мучить собственное сердце. Эн Арманиус… Он много слышал о ней и от Арчибальда, и от нескольких коллег, которым она восстановила энергетический контур. Знал, что она очень талантливая, понимал, что Эн будет стараться сделать все возможное, но… но одно дело — восстановить то, что есть, пусть и сломано, и совсем другое — вернуть исчезнувшее. Она ведь не богиня.

Вано разговаривал сам с собой, уговаривая перестать надеяться, но не получалось.

Эн ведь не сказала сразу, что дело безнадежное, не отказалась. Она же сообразительная девочка, стала бы она заниматься тем, что не имеет смысла? Нет, конечно. Но почему тогда? Неужели она видит какую-то возможность?..

Жалея, что сам не поговорил с Эн, Вагариус заказал магмобиль и через пять минут уже выходил возле цветочной лавки Синтии Тали. Здесь было два входа — первый в лавку, а второй — в жилые комнаты, и Вано, помешкав, все же зашел в первую дверь.

В нос сразу ударил запах цветов, и безопасника затошнило. Он ненавидел этот запах с тех тройных импровизированных похорон — пусть хоронить было нечего, от отца, матери и тети Ализы остался один пепел, традицию необходимо было соблюсти, и похороны организовал Комитет безопасности — место работы обоих его родителей. Цветов тогда многочисленные знакомые и коллеги принесли море, и запах в храме, где проходил обряд прощания с усопшими, стоял удушающий.

Вано огляделся, пытаясь найти среди ваз с цветами Синтию, но ее здесь не было — за прилавком стояла какая-то молодая светловолосая девушка.

— Здравствуйте, — сказала она любезно, — чем я могу вам помочь?

— Я ищу айлу Тали, — ответил Вагариус. — Мне необходимо с ней поговорить.

— А, — кивнула девушка, — у вас, наверное, заказ на определенную дату? Да, айла Тали ведет запись сама. Она сейчас наверху, но я ее позову.

Цветочница чуть наклонилась и нажала что-то под прилавком, и сразу после этого на втором этаже послышался негромкий перезвон колокольчика.

Сердце вновь неприятно кольнуло. Вот, сейчас, еще минута, и бедная мама Софии все узнает. Как ему вообще говорить ей об этом? Какими словами?

Хлопнула дверь, послышались быстрые шаги. Вано оглянулся — Синтия вышла из другого конца лавки, на ходу поправляя чуть растрепавшиеся волосы и, увидев его, застыла, резко побледнев.

Она была очень красивой, неудивительно, что Атор положил на нее глаз. Даже сейчас, уже не такая молодая, она сохранила и прекрасную фигуру, и ровную чуть смуглую кожу почти без морщин, и густые блестящие темные волосы, и большие карие глаза, в которых Вано увидел страх.

— Здравствуйте, — сказал он спокойно, наклонив голову, — мне нужно поговорить с вами, айла Тали. Но желательно, не здесь.

Синтия бледнела все сильнее, и Вано уже начал опасаться, что она упадет в обморок.

— Где София? — выдохнула она, задрожав всем телом. — Где моя девочка?..

— Давайте не здесь, — попросил Вагариус, краем глаза заметив, как с любопытством косится на них помощница Синтии. — Я знаю, у вас на первом этаже есть кухня, София говорила. Лучше там.

Это было нагло, но Вано не видел другого выхода. Не в кафе же им идти, в самом деле?

Синтия явно колебалась, не желая с ним разговаривать, но стремление узнать, что с дочерью, оказалось сильнее.

— Идемте, — произнесла она в конце концов шепотом. — Мэг, звони, если что.

— Да, айла Тали.

Мама Софии развернулась и пошла в другой конец лавки. Открыла небольшую дверь, которую Вано еле рассмотрел за вазами с цветами, и зашла внутрь. Он последовал за ней и сразу оказался на кухне.

Здесь пахло уже по-другому, и от этого запаха у Вагариуса заболели глаза.

Это был запах дома. Настоящего дома, которого у него уже давно не было. Теплый аромат хлеба, сладкий — варенья и булочек, и терпко-горький — запах самой Софии. Вано легко мог представить, как она сидит здесь, за этим столом овальной формы, накрытым бежевой скатертью, улыбается и смеется.

— Говорите, — сказала Синтия резко, обходя стол, словно хотела использовать его в качестве защиты. — Где моя дочь? Что вы с ней сделали?

Вагариус вздохнул. Демоны, как же сложно говорить… Держать щит над портальной ловушкой и то было легче.