А потом? У реки он будет не в большей безопасности, чем здесь,как ни крути, а заночевать придется в Хелльстаде… Сварог потрогал ожерелье –цепь на шее – меж самоцветами в филигранной оправе и золотыми бляшками имелосьнемало серебряных колечек. Та самая инкунабула советовала, коли уж вас засталав Хелльстаде ночь, оградить себя серебром и щелкать зубами от страха до самогоутра в относительной безопасности, но тут же оговаривалась, что совет таковой,судя по иным свидетельствам, сплошь и рядом бесполезен…

Долина раздваивалась. Тогда, с горки, Сварог окинул окрестностилишь беглым взглядом и не помнил всех хитрых изгибов русла, а потому какое-товремя стоял в нерешительности. Прямо передним, словно острый нос корабля,вздымалась скала, высоко над головой в ней зияло несколько пещерок.

Поразмыслив, Сварог зашагал направо – благо долина тянулась,в общем, в нужном ему направлении. Все то же самое – гладкая каменистая земляпод ногами, кое-где – россыпи скатанных камешков. Долина расширялась ирасширялась, вскоре Сварог уже шагал по обширнейшему полю – и впереди вдругвновь замаячила стена.

Сущий близнец первой – те же камни, тот же способ кладки.

На сей раз он не колебался, одним прыжком оказался по тусторону и браво двинулся дальше.

Пока впереди не встала новая стена. Повыше, по грудь. И навид совершенно иная, отчего-то казавшаяся угрюмой – сложенная из огромныхчерно-серых камней, бугристых, заплесневевших. Преодолеть ее было гораздотруднее, носки сапог соскальзывали, Сварог перемазался склизкой плесенью – ноупрямо лез, бормоча про себя: «Нет таких крепостей, которые б не развалилибольшевики, знаете ли…»

Дорога вела под уклон. Темнело. Сварог размашисто шагал, неутруждая себя мыслями о жизненных сложностях, но понемногу начал тревожиться.Он и сам не понимал, что ему в окружающем не нравится, но чем дальше, тем сильнеев душе крепло некое неудобство. В конце концов он понял, что емупросто-напросто не хочется идти дальше. Не хочется, и все тут. Хоть режьте.

Остановился и огляделся. Впереди ничего не удавалосьрассмотреть – в сгущавшемся мраке земля сливалась с небом, горизонт неразличим,вдали, на пределе зрения, словно бы колюче сияют звезды, необычно низко, будтосклон ведет все ниже и ниже, в пропасть. После иных приключений, пережитых напути в этот мир, Сварог в глубине души преисполнился стойкого недоверия ковсему, напоминающему пропасть, да и легенды иные гласили о провалах, ведущих вподземный мир, о котором не известно ничегошеньки, кроме плохого… Показалось, влицо дует едва заметный ледяной ветерок. Оглянувшись, Сварог узрел, что вдали,далеко за спиной, небо по-прежнему синеет светлой полосой – там сумерки еще ненаступили, и это было странно, словно он миновал некий рубеж меж двумясовершенно иными мирами. Смеяться над своими страхами как-то не тянуло. Прежняядорога стала опасностью привычной, а то, что виднелось – вернее, как раз невиднелось – впереди, прямо-таки отталкивало.

Поблизости росли невиданные прежде цветы – бледно-белыевысокие стебли и стрельчатые листья, синие и желтые бутоны выглядят странноблеклыми, будто нарисованными жиденькой акварелью. Впереди, подальше, их всебольше и больше, сущие заросли. Превозмогши себя, Сварог опустился на корточкии потрогал стебель. Кончики пальцев явственно ощутили прохладу. Стоило чутьпосильнее свести пальцы, стебель беззвучно переломился, нелепо повис,невероятно хрупкий, руку испачкало бесцветным прозрачным соком, и Сварог долговытирал ее о куртку. Цветы выглядели так, словно их никогда не касался лучиксолнечного света, не говоря уж о том, что белый здесь считался цветом смерти.

Сварог помотал головой и, превозмогая себя, все же двинулсядальше. Бормотал под нос для собственного успокоения: «В конце концов, до Ителавсего ничего, рукой подать, текущую воду, как известно, нечисть на дух невыносит, там и заночуем, добраться бы только засветло, а волков бояться – в лесне ходить…»

Уклон прекратился, теперь Сварог шагал по ровной, как стол,твердой земле, никакой угрозы вроде бы не таящей.

Зато в небесах началось некое движение: заструились смутныетени, появлялись и исчезали расплывчатые образы, вспыхивали огоньки, ничуть непохожие на звезды; над горизонтом возникло ровное белое сияние. Сварог немногопостоял, задумчиво глядя на это свечение, а потом мозг вдруг пронзила мысль:«Город!» Чертовски похоже на свет ночного города… в смысле – земного города концадвадцатого века.

Однако с каждым шагом Сварога сияние становилось ярче,разлилось в полнеба, и он понял, что никакой это не город: источник светанаходился не на земле, а над ней. Может быть, второе солнце? Кто этот Хелльстадразберет, что тут у них происходит…

Пейзаж тоже начал изменяться. Скалы остались далеко заспиной, уступив место унылому однообразию степи, но на всей линии горизонтапоявились мелкие изломы, напоминающие далекие горные хребты. Он сделал ещенесколько шагов… и встал как вкопанный.

Это не были горные хребты. Это вообще не было ничем, чтоСварог когда-либо видел.

Изломы не были неподвижны. Нет, они не перемещались с местана место, они колыхались: пики сглаживались, становились впадинами, а провалымежду ними вздувались горбом, сами превращаясь в возвышенности… Совсем какпоказания на экране осциллографа. Пики оплывают, провалы выгибаются, пикиоплывают, провалы выгибаются – и так без конца, от края до края…

Оптический обман – единственное объяснение, пришедшееСварогу в голову. Однако и на небе тоже творилось что-то невообразимое:освещенные ровным белым сиянием, там сновали туманные переливающиеся фигуры. Тои дело они принимали вроде бы знакомые формы, во вспышках огоньков проявлялисьвроде бы знакомые контуры, но в этом завораживающем клубящемся хороводеневозможно было ни на чем остановить взор, подумать секунду и сообразитьнаконец, что же это такое.

Перстень на пальце стал подозрительно горячим – гораздогорячее, нежели нагретый человеческим теплом. А спустя некоторое время Сварогпочувствовал, что и все его тело начинает клубиться, переливаться и утекатькуда-то.

А белое сияние росло, росло, росло…

Да, то вставало солнце.

Треугольное.

Когда светило целиком вылезло из-за сошедшего с умагоризонта, оказалось, что в самом его центре находится огромный человеческийглаз, пристально смотрящий прямо на Сварога. Стало светло как днем, но небесапо-прежнему оставались черными.

А потом все призрачные образы ринулись к треугольному«солнцу» – аккурат в центр великанского зрачка. Глаз поглотил их, моргнул ивзорвался фонтаном разноцветных огней.

Никогда в жизни Сварог не бегал так быстро.

Он не знал, сколько прошло времени. Когда он наконец смогмыслить связно, то понял, что все еще жив и, кажется, пребывает в здравом уме.

По-прежнему стояла ночь – нормальная, темная, без идиотскогомельтешения в небе. С горизонтом тоже все было в порядке. Сварог судорожносглотнул и посмотрел на свои руки. Пальцы дрожали.