Я понял, что Элирена меня не слышит, когда она демонстративно подняла билет и разорвала пополам. Обрывки бумаги подхватил ветер и понёс над рекой.

– Дошло? – резко спросила она. – Я никуда с тобой не еду!

Я слабо улыбнулся, хотя её упрямство и начинало меня злить.

– Это ничего, – старательно сдерживаясь произнёс я. Подошёл к ней вплотную, так что её дыхание коснулось моей щеки. И вытянул из кармана её джинсов ещё один билет – точно такой же. Отступил и поднёс к её глазам.

Яна с подозрением смотрела на меня.

– Идиотский фокус, – сообщила она.

– Ты можешь так же. Достаточно захотеть.

Яна подняла бровь. Я видел, как её рука дёрнулась, как будто она хотела забраться в карман – и замерла.

– Я не стану ничьей невестой, – мрачно озвучила она. – И больше не преследуй меня.

Развернулась и двинулась вдоль набережной прочь.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как стоять и смотреть ей вслед.

Какое-то время Надаэр просто стоял, глядя вслед удаляющейся фигуре.

Ренвил замер в узком проулке, из тени домов наблюдая за каждым его жестом. Руки второго посланника были спрятаны в карманы, ветер трепал распущенные волосы, едва скрывавшие мочки ушей – такие же чёрные, как у Надаэра, но мягкие и ухоженные.

Затем Надаэр подхватил с парапета небольшой обломок камня и с силой швырнул его в реку.

Ренвил усмехнулся. Его забавляла эта импульсивность – слабость, которую знал каждый в окружении принцев.

Их было трое – перстов императрицы – и слабости были у каждого. Но другие двое старались скрывать их как могли.

Дайолен не чувствовал людей. Никто кроме них троих, ближайших защитников императорской власти, этого не знал.

Ренвил всегда слишком долго принимал решения. Сам он считал себя рассудительным, но прекрасно понимал, что эта рассудительность частенько создаёт проблемы. Скрыть подобную черту было непросто, и он прятал её за молчанием, заставляя окружающих думать, что у него всегда есть план, о котором Ренвил попросту не хочет говорить.

Надаэр не скрывал ничего.

Для человека, дожившего до тридцати лет при дворе, он был неестественно прям, импульсивен и скор на руку. Все знали, что такими легко управлять – но управлять Надаэром пока что не удалось никому. Ну, почти никому…

Именно этим Надаэр раздражал. И его, Ренвила, и многих других. Но судьбы всех участников придворной игры переплелись слишком тесно, чтобы выбирать, с кем тебе нравится идти рука об руку, а с кем нет. Приходилось вести расчет исходя не из симпатий, а из того, насколько действия того или иного союзника можно предсказать. Или – насколько можно ему доверять.

Ренвил знал, что предсказать действия Надаэра нельзя. Но доверять ему можно и в этом он, определённо, был привлекательней Дайолена.

Из трёх перстов почившей императрицы Ренвил остался последним, кто ещё не определился с выбором союзников. И вопреки сложившемуся мнению, ему вовсе не нравилось играть на противовесах и вечно оставаться в стороне. Он просто слишком хорошо видел недостатки как Асмодея, так и Калерона.

Асмодей казался человеком чести, но он был жесток. Иногда Ренвилу казалось, что сына Гелоры вовсе не интересует, что станет с королевством и людьми, населяющими её. Его заботило только собственное достоинство, собственная честь, и сам факт того, что не все хотят видеть его королём, он считал оскорблением этой чести.

Калерон никогда столь явно не проявлял своего интереса к власти. Насколько мог заметить Ренвил, этот интерес появился впервые только тогда, когда наставником племянника Гелоры стал кардинал Ловейн.

Отец Калерона был младшим братом Гелоры, и здесь, вопреки красноречию Надаэра и других подобных ему, наблюдалось явное разночтение – потому как ни разу, со времён Элайи, престол Аркенора не наследовала женщина.

Нет, прецеденты, конечно, бывали… самые разные. Но никогда этого не поддерживал закон.

Не поддерживал закон и Гелору, регентшу при младшем брате, которая получив эту должность, через некоторое время нашла способы узаконить свою власть.

Отец Калерона не пытался отнять у неё главенство – если и хотел, то не мог.

Ренвил был уверен, не собирался делать этого и сын. Если бы не наставления излишне мудрых людей.

И всё же Ренвил не считал Калерона дураком. Его не оставляло чувство, что принц заметно умней своего кузена, и в этом крылся залог симпатии к нему. Но Ренвил не знал, кто именно станет управлять Аркенором, если власть получит Калерон – он сам или его кардинал.

Пока Ренвил предавался собственным размышлениям, Надаэр достал из кармана амулет на длинной серебряной цепочке. Отщёлкнул крышку и провёл большим пальцем по его плоской поверхности.

Радужные блики промелькнули в воздухе, и Ренвил нахмурился. Прищурил глаза, силясь разобрать по губам, о чём пойдёт разговор.

Сомнений быть не могло, посланник собирался связаться со своим магистром. Но Ренвил не очень-то верил, что Надаэр намеревается рассказать о неудаче.

– Она не хочет, – тем не менее разобрал Ренвил. Ответа магистра было никак не узнать, но он продолжал внимательно всматриваться в движения губ.

– Я ей сказал, Учитель. Она очень упряма. Не уверен, что нам удастся ей управлять.

Снова пропущенный ответ.

– Нет, она готова поверить. Мне кажется… – Надаэр тоже нахмурился и сделал паузу, раздумывая, как облечь мысли в слова. – Мне кажется, её смущает вовсе не существование иных миров. На мгновение мне даже показалось, что она действительно хочет поверить. Действительно хочет отправиться со мной, но… стоило заговорить о браке, как Элирена выразила однозначный и безоговорочный отказ. Мне показалось, что сама мысль об отношениях с мужчиной неприемлема для неё.

Секунду Надаэр молчал, выслушивая ответ, а затем перебил собеседника и раздражённо произнёс:

– Я не сделаю этого, Учитель. Ты прекрасно знаешь, что есть границы, которых я не перейду.

Ещё несколько мгновений молчания.

– Ладно. Я попробую ещё раз. До рассвета время есть.

Надаэр резко закрыл амулет и засунул его обратно в карман. Он повернулся, чтобы уйти, когда Ренвил выступил из тени и окликнул его.

– Нужно поговорить.

***

Надаэр резко повернул голову, и руки его сами взлетели, складываясь в магическом жесте. Лицо отразило раздражение и насторожённость.

Рэнвил поморщился.

Их отношения с первым посланником складывались по-разному – но в основном не очень хорошо. Надаэр никогда не любил компромиссов, договорённостей и осторожности. Ренвил всем этим жил.