Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тимур кивнул, и воины из последних сил повели судно к берегу. Войдя в бухту, они направили корабль на песчаное мелководье и гребли до тех пор, пока он прочно не сел на мель всего в нескольких футах от берега.
Истомленные плаванием люди едва смогли спуститься на берег. Выхватив меч, Тимур, с трудом волоча ноги, спотыкаясь, двинулся вперед, на поиски воды. Заслышав шум и плеск, они направились на звук, прорубаясь сквозь густой папоротник, и вскоре вышли к пресноводной лагуне, питавшейся от небольшого водопада, сбегавшего с каменистого выступа. Вне себя от радости, Тимур и его люди бросились к ней и, присев на колени, принялись жадно зачерпывать пригоршни холодной сладковатой воды.
Радость их, однако, была скоротечной: воздух задрожал от тревожного гула барабана — это оставшиеся на корабле воины подавали им сигнал готовиться к бою. Одним движением вскочив на ноги, Тимур воскликнул:
— Все назад! На корабль!
Не дожидаясь воинов, он бросился к берегу, туда, где стоял корабль. Вода и хлынувший в кровь адреналин успокоили боль и придали Тимуру сил. Продираясь сквозь джунгли, он слышал, как стук барабана становился все настойчивее и громче; когда же он выбежал на песок, тот сделался невыносимым.
Взгляд старого солдата быстро скользнул по окружающим водам и сразу же обнаружил причину тревоги. По направлению к бухте и севшему на мель кораблю плыло узкое каноэ. В нем находилось пятеро полуобнаженных мускулистых мужчин, мерно работавших веслами. Каноэ стремительно приближалось к берегу. Тимур отметил бронзовый цвет тел гребцов и коротко стриженные черные волосы. На шее у некоторых из них висели бусы, украшенные крючкообразной костью, лежавшей на груди.
— Каким будет приказ? — спросил Тимура тощий воин, прекратив с его появлением тревожно колотить в барабан.
Тимур помедлил, затрудняясь с ответом. Он хорошо понимал — его истощенное воинство сможет одолеть разве что гарем из престарелых жен.
— Возьмите копья, — спокойно проговорил он. — Встаньте за мной в шеренгу.
С корабля спустились несколько остававшихся там воинов. Пережившие шторм остатки его отряда, едва волоча ноги, отошли, кое-как построились, ощетинились несколькими копьями. Потрепанное штормами и оголодавшее войско немногого стоило, но Тимур хорошо знал — в случае необходимости его солдаты с готовностью отдадут жизнь за своего командира. Тимур положил ладонь на рукоять самурайского меча. «Только бы не выронить его в бою», — подумал он.
Тем временем каноэ приближалось к берегу, напротив того места, где стояли монголы. Как только дно его процарапало песок у края воды, сидевшие в нем люди вышли из него, затем гребцы молча вытянули каноэ на берег и с торжественным видом выстроились рядом. Несколько минут обе группы подозрительно разглядывали друг друга. Наконец один из прибывших направился к Тимуру и остановился перед ним. Невысокий, футов пяти ростом, не больше, с длинными белыми волосами, стянутыми шнурком из древесной коры в конский хвост, он был старше остальных. На шее у него болталось ожерелье из акульих зубов. Он быстро заговорил на странном певучем языке, произнеся длинную фразу, показавшуюся Тимуру приветственной. Тимур кивнул в ответ, не спуская глаз с соплеменников старика, неподвижно стоявших у каноэ. Старик еще несколько минут лопотал, затем повернулся и направился к каноэ и, нагнувшись над бортом, стал что-то доставать оттуда.
Тимур крепче сжал рукоять меча и обернулся к своим людям, взглядом предупредив быть начеку. Он успокоился, только когда старик выпрямился, держа в руках жирного тунца весом не менее тридцати фунтов. Вслед за стариком другие островитяне, достав из каноэ тростниковые корзины с рыбой и моллюсками, поднесли их к ногам Тимура и его людей. Оголодавшие воины, дождавшись одобрительного кивка своего командира, с жадностью набросились на еду, время от времени бросая благодарственные улыбки радушным хозяевам. Старик подошел к Тимуру и протянул ему сосуд из свиной кожи, наполненный водой.
Завоевав таким образом доверие незнакомцев, аборигены замахали руками в сторону джунглей, приглашая их идти за ними. Тимур и его воины, не желавшие отдаляться от корабля, неохотно последовали за островитянами и через пару миль трудного пути, проходившего по склонам гор, через густые заросли, вышли на небольшую поляну. В центре ее находился огороженный загон, где рядом со свиньями возились дети, по периметру загона стояло десятка три крытых соломой хижин. Поодаль, на самом краю поляны, виднелась хижина больше других, с высокой крышей. Здесь жил вождь маленького племени, в котором Тимур не без удивления узнал уже знакомого ему седого длинноволосого старика.
Пока готовились праздничные кушанья, жители деревни с изумлением рассматривали гостей; когда же еда была готова, их с большим почетом пригласили к трапезе. Корабль, оружие, одежда незнакомцев свидетельствовали о великом знании, их встретили с радостью, втайне надеясь на их помощь в возможных конфликтах с соседними племенами. Сами же воины, корейцы и китайцы, были счастливы уже тем, что избежали гибели в море и голодной смерти. Островитяне предлагали им пищу, кров, женщин, и воины принимали все с громадным удовольствием. Лишь Тимур проявлял сдержанность, считая подобное гостеприимство несколько странным, и, пока его воины, впервые за много недель наслаждались едой и покоем, он, сидя рядом с вождем, молча жевал жареную рыбу, поглядывал по сторонам и мысленно задавался вопросом: «Доведется ли мне когда-нибудь снова увидеть родную Монголию?»
Маленький отряд Тимура обосновался в деревне и в последующие несколько недель вполне свыкся с местным укладом. Сам Тимур поначалу селиться в деревне не хотел. Каждый вечер он возвращался на начинавший гнить корабль и спал там. Только когда побитые штормами борта судна начали разваливаться, он хоть и без большого желания, но перебрался к своим воинам.
В первое время он часто думал о жене и четверых своих детях, но когда корабль осел и развалился на части, Тимур оставил всякую надежду на возвращение. Воины его с радостью приняли новые условия жизни в тропиках, не сравнимые с унылой и опасной долей солдата китайской или монгольской армии. Тимур, ставший воином еще мальчишкой, получивший в сражениях не одну рану, считал подобное отношение недопустимым. В душе он оставался верным слугой своего хана и считал своим долгом при первой возможности вернуться к нему на службу. Но корабля не было, останки его лежали на дне бухты, а с ним исчезла и последняя надежда вернуться домой. С горьким сердцем Тимур уступил обстоятельствам, смирившись с горьким существованием отшельника на большом, затерянном в океане острове.
Текли годы, мало-помалу смягчая суровую натуру бывалого воина. Постепенно он и его люди выучили мелодичный язык аборигенов, и суровый Тимур с удовольствием делился рассказами о своих приключениях с местным вождем. Маху, как его звали, в свою очередь, поведал монголу о том, как его предки, совершив несколько поколений назад сказочное по масштабам путешествие, приплыли сюда с другого берега громадного моря на гигантских кораблях. Остров пришелся им по душе рокотом, идущим изнутри гор, и клубами дыма, выходящими из их вершин. Посчитав это добрыми знаками богов, они поселились здесь. С тех пор милость богов не иссякала — климат острова оказался благодатным, земля его в изобилии давала фрукты, а море — рыбу и моллюсков. На острове не было недостатка в ручьях и речках с питьевой водой.