Высадившись в Бас-Тере, Лука задержался здесь по делам и вернулся в поместье с тревожными вестями.

– Значит, индейцы опять взялись за оружие, – озабоченно проговорил Назар, выслушав новость.

– Скорее, это французы взялись за оружие и призывают всех следовать этому примеру, – с недовольством ответил Лука. – Это мне совсем не нравится! Я не сторонник подобных поступков!

– Но от нас ничего не зависит, Лука, – вскричал Назар.

– Это понятно. Но участвовать в их бойне я не намерен! Пусть обходятся без нас!

– Ты боишься за Катуари? – тихо спросил Назар, и в его голосе Лука услышал трагические нотки.

Лука ничего не ответил. Его мысли перенеслись к Катуари. Да, в словах Назара прозвучала истинная причина его волнений.

Лука давно уже понимал, что Назар влюблен в Катуари, что он на что-то надеется. Это он чувствовал, но ничего не мог предпринять. Ведь самая важная для казака вещь на свете – товарищество. Выступить против товарища, хоть слово недоброе ему сказать из-за бабы, пусть и самой что ни на есть королевны распрекрасной, жемчугами и золотом осыпанной, – подлее подлого, как в бою сбежать, раненого бросить. Это было не в его силах.

А Назар все прекрасно понимал, переживал, мучился, себя уговаривал, но чувства его теплились, надежда не покидала его. Лишь сознание, что он проиграл настоящему товарищу, проверенному в боях и невзгодах, заставляло молчать, не показывать виду. Лука оставался для него другом, а это важнее всего на свете.

– Господин, – прибежал к Луке негр с плантации. – Там пришел индеец! – Он показал в сторону горы. – Требует господина!

Лука удивился, потом подумал, что это может быть вестник от Катуари. Он заспешил в указанном направлении и через полчаса оказался на месте. Кругом стеной стояли заросли колючих кустарников, и опасность могла подстерегать в любом уголке крутого склона. Лука огляделся.

Появился индеец. Он осторожно приблизился, посмотрел внимательными глазами на белого, протянул руку и раскрыл ладонь. Там лежал медальон, который Катуари всегда носила на груди.

– Она просить встреча, – коротко сказал индеец.

– Где и когда? – взволновался Лука.

Индеец молча повел Луку по едва приметной тропе. Она вилась затейливыми петлями, и запомнить дорогу было трудно. Они поднялись в гору, вышли за пределы усадьбы и углубились в лес, росший среди нагромождения камней и утесов. Индеец молчал, уверенно и быстро шел, а Лука все думал, что же понадобилось Катуари от него. Но он был рад встретиться с индианкой.

Еще через полчаса они вышли в узкую долину, на дне которой журчал ручеек с прохладной водой.

На теплом камне сидела Катуари. Она была в своей обычной коричневой юбке до колен, в короткой накидке и с цветной лентой на лбу.

– Люк! Наконец-то! Иди сюда, я хочу с тобой поговорить.

Она встала, и Лука пытливо оглядел ее фигуру. Ничего не заметив, он подошел, молча обнял ее, нежно поцеловал, огладил прямые коричневые волосы, ниспадавшие почти до пояса, спросил тихо:

– Милая, как я ждал твоего приглашения! Почему так долго его не было?

– Я боролась с собой, Люк. Но ты всегда побеждал. И вот я здесь.

– Как твое здоровье? – Лука посмотрел на живот, положил ладонь на него и заглянул в глаза.

– Хорошо, – спокойно ответила Катуари. – Я жду ребенка. И это замечательно, но меня беспокоит другое. Мне нужна твоя помощь, Люк!

– Я всегда к твоим услугам, дорогая! Говори, что тебе надо?

– Мне надо оружие, Люк. Мы готовимся к войне, и без мушкетов нам будет во много раз труднее.

Лука поразился столь категоричному требованию, подумал и ответил:

– Милая, ты понимаешь, чего просишь? Как я достану тебе оружие, если точно знаю, что оно будет применено против моих же людей?

– Это не твои люди, Люк! И они захватывают наши земли! Они наши враги!

– Но я и мои друзья приняли их условия, законы и все остальное! Я понимаю, что твои требования по защите своих прав справедливы, но оружие… Не знаю, дорогая моя Катуари! Да это и слишком опасно.

– Ты должен это сделать, Люк! Помоги нам! Нам больше не к кому обратиться. Мой народ терпит бедствия, и никто не хочет нам помочь! Никто не хочет нас понять! Мы погибаем!

– Успокойся! Тебе нельзя так волноваться, милая! Подумай о ребенке!

– Что я должна сделать, чтобы уговорить тебя? – в отчаянии воскликнула женщина. – Помоги мне, моему народу, и я выполню любое твое требование!

– Катуари, твой народ обречен. Вы или примете условия французов, или исчезнете. Разве это так трудно понять? Смиритесь, и вы выживете!

– Мой народ не смирится, – убитым голосом молвила Катуари, положила голову ему на грудь и прижалась к нему.

Лука нежно обнял ее, ощущая, как трепещет ее тело, готовое принять его в любую минуту. Стало так жалко и ее, и ее народ, такой наивный, гордый и непримиримый.

Она подняла глаза на него, тихо спросила:

– Ты сделаешь это, милый, для меня?

Лука вздохнул, ответил обреченно:

– Что с тобой делать? Вот только с деньгами плохо. Их у меня почти нет. Почти все, что от вашего вождя получил, потратил на хозяйство, на строительство нового корабля.

Она встрепенулась, отстранилась, порылась в сумке, висящей на ремешке, и протянула ему сверток мягкой выделанной кожи:

– Вот, возьми. Я подумала об этом.

– Что это, Ката? Деньги?

– Всякое, Люк. Посмотри, хватит ли?

Лука развернул пакет. Там было несколько сот золотых монет, золотые украшения, жемчуг и сверкающие каменья. Их стоимость он не мог определить, но остальное было не трудно оценить. Он взглянул на индианку, в ее просящие глаза, и ответил:

– Вполне. Даже лишнее будет. Однако большое количество оружия достать здесь будет невозможно. Надо ехать на другие острова. Да и подозрительно будет, если столько закупить сразу и в одном месте.

– Если надо будет отправляться куда-то, то мы дадим тебе людей и пироги.

– Да, без этого не обойтись. Мой корабль еще не скоро будет достроен.

– Когда ты будешь готов, Люк? – уже строго спросила Катуари.

– Присылай пироги через два дня в бухту севернее нашей усадьбы. Мы отправимся на Монтсеррат, а потом на Антигуа. Это ближайшие острова, и они принадлежат Англии. Там и лучшие мушкеты в мире. Двух пирог будет достаточно.

Катуари тут же успокоилась, но все еще просительно глядела ему в глаза. Благодарность и любовь были отчетливо видны в ее взгляде.

Они, не сговариваясь, углубились в чащу, где и предавались любовным утехам, пока время не подсказало, что им пора расставаться.