Кто знал, что необходимо забираться на кухонную стойку, чтобы отчистить кухонные шкафчики сверху? Кто знал, что все это время надо было вычищать ворсинки из трубы для откачки воды в сушильной машине? Кто бы догадался, что необходимо регулярно мыть каждый шкаф, чулан, полку и ящик? И я имею в виду не только встраиваемые – все. Даже мебель, которую вы заберете с собой и в которую покупатель не заглянет. Но, как проинструктировала нас Марджори, покупатель будет смотреть везде. Везде!

Когда дом выставлен на продажу, больше нельзя раскидывать хлам по кухонным ящикам, запрещено бросать в шкаф старую обувь, ручки от метлы, грязные ведра, сломанные вещи, которые вы когда-нибудь планируете починить, да и все остальное, чем не хочется пользоваться. Нельзя выставлять ни одной семейной фотографии, и неважно, что рамка ценная или что этот умерший родственник дорог нам. Больше нельзя оставлять вещи в сушильной машине после того, как она закончила работать. Пожалуйста, люди, не оставляйте туалетный ершик прямо возле туалета… о чем вы думаете? И ради всего святого, никогда не забывайте заправлять кровати!

На протяжении всей этой грандиозной уборки папа делал нам замечания, которые, по его мнению, были философскими, но на самом деле он просто придирался.

– Не кажется ли кому-то странным, – спрашивал он, – что мы убираем дом перед нашим отъездом?

Или еще:

– Как так получилось, что мы никогда не делали этого для себя, но делаем для кого-то другого?

Но чаще всего, устало наводя порядок, папа тихонько повторял одни и те же слова:

– Сосредоточься на цели, Мак. Сосредоточься на цели.

Целью, конечно, являлась не хорошая цена за дом, а назначение на должность суперинтендента. И этого было трудно не заметить.

Мы с Заком отвечали за свои комнаты. Моя была не в самом плачевном состоянии, ведь я только что подготовилась к весне. А вот комната Зака выглядела как в шоу «В плену ненужных вещей». Меня бы не удивило, если бы он обнаружил в ней выводок мумифицированных детенышей енота. Но во всем этом был и положительный момент – когда брат закончил уборку, то собрал небольшую горку грязных носков.

К концу весенних каникул мы ужасно вымотались. Я на мгновение забылась и поймала себя на том, что с нетерпением жду начала уроков. Правда, это ощущение длилось недолго. Его быстро сменил страх. Я пыталась убедить себя в том, что мне плевать, помнят ли ребята ту фотографию. Ну посудите, это же было год назад. К сегодняшнему дню эти новости должны были устареть. Ведь так?

Так что следующим утром я встала, конечно же заправила кровать, а потом сделала то, что помогло мне почувствовать себя увереннее: надела новую одежду. Это была прелестная розовая шелковая блузка и бежевая эластичная юбка-карандаш, которую я приобрела в торговом центре после встречи с девчонками. Сделала прическу, нанесла макияж, надела туфли и спустилась вниз, чтобы успокоить свой взбунтовавшийся желудок кашей. Мы уже опаздывали, поэтому через несколько минут я вышла вместе с папой и последовала за ним на своей машине – золотистой «Хонде-Сивик» тысяча девятьсот девяносто пятого года выпуска, во всей ее поцарапанной и мятой красе. Да, она не особенно привлекательная и модная, но зато моя. Это подарок на мое шестнадцатилетие от папы. Бабушка с дедушкой хотели подарить мне «Мини Купер» цвета электрик, но папа сразу отмел эту идею. По его мнению, машину должен дарить он, и уж точно не такую, которая сомнется, как банка с содовой, и из которой можно вылететь через лобовое стекло при ДТП. Так я и познакомилась с надежной и прочной «хондой».

Когда мы добрались до школы, я припарковалась на одном из последних свободных парковочных мест для учеников, хотя, кажется, от здания меня отделяло не менее двухсот километров. Я протащилась по огромной парковке с большой сумкой и на каблуках, ругая себя за то, что не поехала с папой. У него было директорское местечко прямо возле входа.

«Нет, – сказала я себе. – Лучше дистанцироваться от него. И быть просто Блайт».

Подойдя к двери, я остановилась, чтобы привести себя в порядок, вдохнуть и слегка выпрямить спину, как советовала мама. Сейчас определенно настало время для маски леди, поэтому я надела ее, открыла дверь и вошла в здание школы.

Сначала я почувствовала сбивающий с ног запах – это вам не Меритон. На самом деле в Меритоне совсем не пахло, особенно после полировки полов, которую проводили на выходных. В Эш-Гроув пахло плесенью, дезинфекцией и дешевым дезодорантом.

Здесь пахло бездарностью.

Я знала, что сначала мне надо зайти в администрацию, и папа рассказал, как пройти туда от входа с ученической парковки. Но уже через двадцать секунд у меня все вылетело из головы.

Сердце неистово колотилось в груди. Над верхней губой выступили капельки пота. Откуда эта нервозность? Несомненно, я не глупее здешних учеников. И… я не говорю, что я непременно лучше всех или отношусь к высшему обществу и тому подобное… но среди ребят не было видно никого в строгих брюках. Господи, они даже не носили ремни. Может, Меритон и не частная школа, но там, по крайней мере, одевались гораздо приличнее.

Я попыталась сглотнуть, однако горло сжало. Ребята здесь походили на беженцев, снующих по коридорам в поисках корочки хлеба. Прямо приливная волна фальшивого загара и отсутствия стиля в одежде. Я заметила, что начала привлекать внимание. Кто-то смотрел на мое лицо, кто-то – на фигуру. На самом деле я была здесь единственной девушкой в юбке. И в голове пронеслась мысль, что, возможно, раньше они и не видели такого в школе. «Значит, здесь не наряжаются в школу, – отметила я. – С этим можно смириться. Мне это не нравится, но я смогу справиться с этим».

Я начала двигаться сквозь толпу, пытаясь вспомнить папины указания. Второй или третий коридор слева? Наконец я вышла в коридор, где было поменьше народу, и поняла, что потерялась. Выбрав вполне дружелюбную на вид девушку, стоявшую в нескольких метрах от меня, я подошла к ней.

– Привет, – поздоровалась я. – Ты не могла бы подсказать, как добраться до кабинета директора?

Девушка смотрела на меня несколько секунд, а затем ее чересчур загорелое лицо озарилось широкой улыбкой, прямо-таки до ушей. Она подняла руку, чтобы прикрыть рот, и отступила на шаг. Затем опустила руку, ткнула в мою сторону пальцем с ярким накладным ногтем и проверещала:

– О господи! Это девчонка с козявкой!

Пока я шаг за шагом передвигалась по коридору, в мою сторону поворачивались ребята и раздавались смешки. Что за безумие! Фотография и выеденного яйца не стоит, чтобы помнить о ней год спустя. Как они смогли меня узнать так быстро? Я зашагала быстрее, оставляя позади насмешки. Один парень согнулся пополам, фальшиво имитируя истерику. Какая-то страшненькая девушка осмотрела меня с головы до ног, будто я гриб, а затем захихикала. Над чем смеются те ребята возле стены? Надо мной? Но ведь они, скорее всего, девятиклассники. Их даже не было здесь в прошлом году! Что происходит?