Она стремительно летела куда-то и ничего не могла поделать. Но только Алель подумала, что, конечно, они разобьются, как вдруг ее перестало кружить. Перед глазами Алель как призрачное видение возник Снеж. Он улыбнулся ей — тепло и радостно, как в их первую встречу, а затем его образ начал рассыпаться на сотни крошечных льдинок, источающих вокруг себя золотистое свечение. Льдинки сверкающим шаром окружили Алель и щенка. Медленно паря среди бушующей метели, они спускались вниз.

У самой земли свечение погасло, и льдинки с мелодичным звоном осыпались вниз.

Алель вместе со щенком ухнули в глубокий сугроб. Приподняв голову, девочка вдруг увидела крышу бабушкиного дома, над которой было только небо, никакой воронки. Она хотела выбраться и пойти домой, но внезапно на нее навалилась невыносимая усталость. Она шевельнула рукой, потом ногой — и провалилась в сон. В последнюю секунду девочка успела подумать, что льдинки были такого же цвета, как глаза Снежа.

Алель не знала, сколько она спала, но когда проснулась, то оказалось, что она лежит под одеялом на своей кровати. В доме раздавались какие-то незнакомые голоса и собачий лай.

Алель встала и пошла на кухню. За столом сидели бабушка и незнакомые ей девочка и мальчик и пили чай, а рядом крутился щенок. Он подошел к Алель и завилял хвостом.

— Проснулась? — сказала бабушка и покачала головой. — Ох, и напугала же ты меня, Алель!

Оказалось, что рано-рано утром мальчика и девочку разбудил лай щенка, который сбежал накануне вечером. У щенка была перемотана лапка, и он хромал, но упорно звал детей куда-то за собой. Они и нашли Алель в сугробе и постучались в дом бабушки.

Бабушка, конечно, здорово перепугалась, когда обнаружила внучку на улице, но та, кажется, даже не простудилась.

— И зачем ты только вышла в такую метель да ещё ночью? И разве можно спать в сугробе, Алель, а если бы ты замерзла? — расстроенно и укоризненно сетовала бабушка, решившая, что это были просто баловство и неосмотрительность, присущие всем детям — бабушка единственная считала Алель не очень серьезной, а обычной девочкой.

Метель была такой ужасной, что разбросала по всему двору различную утварь, да так, что бабушка довольно долго вместе с мальчиком и девочкой собирали ее и раскладывали по местам, а потом бабушка позвала их чаёвничать и согреваться.

— Уж как лопату-то унесло, ума не приложу, — удивлялась бабушка.

Мальчик и девочка допили чай и засобирались уходить.

— Хорошо, что с тобой всё хорошо, — сказала девочка.

— Мы после обеда идем кататься на санках. Давай с нами! — предложил мальчик.

Алель кивнула и вышла во двор, чтобы проводить ребят. Небо было чистым и светлым. В нём сияло солнце, проливая свои золотистые лучи над зимним миром. Девочка приложила ладонь к груди, туда, где всегда крутил свою воронку Страх — там было пусто и спокойно.

Алель бесцельно прошлась туда-сюда по двору.

На месте, где стоял снеговик, был только слой снега и ничего больше, и от этого у Алель болело там, где обычно у людей стучит сердце.

Она вернулась в дом.

— Алель! Что с тобой? — спросила бабушка, глядя на печальное лицо внучки.

— Бабушка!.. — воскликнула Алель, и, бросившись к ней, уткнулась в плечо и горько заплакала.

Бабушка не стала смеяться. Она знала, что детские печали такие же важные, как и взрослые. Бабушка усадила девочку на колени, и та ей всё рассказала: и про Страх, и про Снежа, и про прошлую ночь.

Бабушка гладила её по голове и тихонько раскачивала из стороны в сторону.

— А может, это был сон, Алель? Ты уснула в сугробе, и снег, наконец, рассказал тебе одну из своих сказок.

— Нет, бабушка. Даже если мне приснилось всё остальное, то Снеж точно был, — замотала головой Алель. — Потому что я отдала ему свой шарф, а теперь шарфа нет! И Снежа тоже нет… Бабушка, он сдержал свое слово, а я даже не успела сказать ему спасибо, — печально произнесла девочка.

Бабушка снова погладила внучку по голове, и когда та немного успокоилась, бабушка предложила ей пойти покататься на санках с мальчиком и девочкой, которые её нашли.

После того, как Алель ушла, бабушка вернулась в свою комнату и взяла со стола смотанный клубок ниток. Утром его прикатил к двери щенок. Пряжа была та самая, из которой она прошлой зимой связала Алель шарф.

Бабушка подержала клубок в руке, думая о том, что зима — это долгий белый сон, а уж ей ли было не знать, что во сне случаются самые разные чудеса.

Мальчик и девочка, которые нашли Алель в сугробе, были братом и сестрой, а еще они были двойняшками и всегда говорили по очереди.

— Хорошо, что ты пришла, — обрадовалась девочка, увидев Алель с санками.

— Все разошлись обедать, так что вся горка наша, — сообщил мальчик.

И они начали кататься. Паровозиком, наперегонки, по парам в одних санках и ещё по-всякому — как придёт в голову.

Вдруг на вершине горы показался какой-то мальчик с санками. Алель как раз стояла там одна и собиралась катиться вниз, чтобы догнать уже уехавших двойняшек. Она оглянулась на мальчика: тот стоял, нагнувшись, и поправлял запутавшуюся веревку.

Алель разбежалась и укатилась вниз. Она сильно-сильно разогналась и уехала далеко с горки — прямо в сугробы. Санки перевернулись и Алель вместе с ними. Пока девочка выбиралась, ее догнал тот самый только что пришедший на гору мальчик. Он быстро вскочил с санок, а потом протянул руку барахтающейся в сугробе Алель.

— Спасибо, — сказала Алель, стесняясь.

Мальчик ничего не ответил и собрался бежать наверх.

— А мы тут катаемся наперегонки. Может, ты хочешь с нами? — спросила Алель.

Мальчик посмотрел на приближающихся к ним двойняшек и молча покачал головой, а потом взялся на веревку санок и ушел наверх горы.

— Алель! Ты что, говорила с ним? — как-то странно спросила девочка, когда они с братом подошли.

— С ним никто не дружит! — выпалил мальчик.

— Потому что он странный, — пояснила девочка.

— И живет на том берегу, — и мальчик махнул рукой через узкую мелкую речку, которая была совсем рядом с горкой.

Алель посмотрела на них по очереди, а потом вверх — на мальчика и ничего не сказала.

Каникулы заканчивались. Совсем скоро надо было уезжать. В последний день Алель снова отправилась на горку в компании двойняшек и щенка, который звонко лаял, забирался в санки и пытался бегать на своих трех здоровых лапах, поджимая четвертую.