В студенческих кругах велись разговоры о бедствиях русского народа, о его бесправии, волновались студенты-поляки, возникали тайные студенческие кружки — «Литературное общество 11 нумера», руководимое Белинским, «Тайное общество Сунгурова», кружок Герцена и Огарева, в котором уже рождалась мечта о том, «как начать в России новый союз по образцу декабристов», «Дружеское общество» И. Клюшникова, Я. Неверова, И. Оболенского и другие «группы близких между собой товарищей».

Красов, таким образом, находился среди оппозиционно настроенной молодежи, ненавидевшей самодержавие и крепостнические порядки. Многие из его товарищей принимали самое живое участие в протестах против университетского режима, в страстных спорах искали путей к правде и лучшему общественному устройству.

Не оказался в стороне от этой жизни своих товарищей и Красов. Одним из первых он вошел в философско-литературный кружок Н. В. Станкевича. Однокурсник Красова Алексей Беер приглашал близких ему студентов в свой дом на танцевальные вечера. Там и произошла встреча Станкевича и его товарищей с Я. Неверовым, у которого вскоре возникла мысль «основать общество дружеское между несколькими студентами для совокупных трудов на поприще образованности»[40].

«Дружеское общество» (Я. Неверов, И. Клюшников, И. Оболенский) собиралось несколько раз для совместных занятий, но они вскоре были прерваны арестом Ивана Оболенского. В это время, как полагают исследователи, и возникла мысль перенести занятия кружка на квартиру Станкевича, который постепенно стал его руководителем. По словам Я. Неверова, «наиболее выдающимися членами кружка были: Сергей Строев — историк, Красов — поэт, помещавший свои стихотворения в тогдашних журналах, Клюшников»[41]. Это и было первоначальное ядро кружка, а с 1833 года в него уже входила довольно значительная группа участников, в том числе В. Белинский, А. Ефремов, О. Бодянский, А. Беер, К. Аксаков и др.

Собирались за чашкой чая у Станкевича, жившего на Дмитровке в доме профессора М. Г. Павлова. Целые вечера проводили в чтении, в задушевных беседах и спорах, хором пели студенческие песни, обсуждали новые произведения, театральные постановки, читали свои стихи, увлекались историей.

Большое влияние на формирование художественных вкусов кружка оказывали произведения Гоголя, появлявшиеся тогда в печати. Каждое новое его произведение оставляло громадное освежающее впечатление, им зачитывались и восхищались так же, как зачитывались и восхищались стихами Пушкина, посещение которым Московского университета уже в зените своей славы было памятно, по словам И. Гончарова, «всем тогдашним студентам».

«В этом кружке, — вспоминал о собраниях у Станкевича их участник К. Аксаков, — выработалось уже общее воззрение на Россию, на жизнь, на литературу, на мир — воззрение большей частью отрицательное». В кружке, по его словам, сильно нападали на казенный российский патриотизм, на ложь, на всякую фразу и эффект, горячо желали «правды, серьезного дела, искренности и истины». К. Аксаков вместе с тем указывал, что «кружок этот, будучи свободомыслен, не любил ни фрондерства, ни либеральничанья… даже вообще политическая сторона занимала его мало»[42].

Четкого политического лица, как утверждают исследователи, кружок действительно не имел. Сам Станкевич, человек острого ума и яркого обаяния, оказавший большое влияние на своих товарищей, уклонялся от живых политических вопросов своего времени, был противником насильственного изменения государственного устройства[43].

Цельность натуры, широта мыслей и глубина чувств Станкевича породили безграничность его нравственного авторитета не только среди близких друзей. С именем Станкевича связан своеобразный облик общественного деятеля, натуры честной и нравственной, не проявившейся, по словам Добролюбова, «в энергической деятельности общественной», но выработавшей свои убеждения и жившей не в разладе с ними, — «такая натура не остается без благотворного влияния на общество именно своею личностью»[44].

Вместе с тем приход в спаянный общими интересами и товариществом кружок властного Михаила Бакунина привел к идейно-нравственным столкновениям среди молодых друзей, а попытка Бакунина навязать свой «гнетущий авторитет» вызвала резкий протест Белинского.

В годы открытого «гонения всякой мысли», когда, по образному выражению А. И. Герцена, «серое осеннее небо тяжело и безрадостно заволокло душу»[45], молодые люди кружка Станкевича жили богатой духовной жизнью и, размышляя о тревожной и мрачной современности, мучительно искали истину и верили в лучшее будущее России.

Самое заметное место в этих спорах остро мыслящих молодых людей занимал «неистовый» Белинский. Уже тогда его открытая позиция, острота не только литературных суждений, но и смелая постановка проблем развития России привлекали горячие сердца его юных друзей, а среди них особенно поэтов кружка — восторженного Красова и скептического Клюшникова.

Разночинскому слою кружка Станкевича оказались особенно сродни критика официальной России, казенной идеологии, активная мечта о лучшей действительности. Особенно страстно и горячо, весь отдаваясь воодушевлению, мечтал и о прекрасном будущем России, и о своей лучшей доле Василий Красов. Своей поэтической фантазией он намеренно скрашивал те ужасные обстоятельства, в которых жил. Молодой поэт, «находясь в таких же бедственных положениях, как и Белинский, состроил себе свой собственный мир иллюзий и уходил в него, забывая и холод, и голод действительности, и снисходительный юмор своих богатых друзей»[46].

Красов всегда принимал живое участие в беседах об изящном, о поэзии и театре, о любви и дружбе, в занятиях литературой и историей, которые поначалу, прежде всего, привлекали участников кружка. Он охотно фантазировал, рисовал товарищам «со всем невольными прикрасами возбужденного воображения»[47] свои встречи с неземными созданиями.

Красов — частый гость и самый близкий друг Станкевича. Он, можно сказать, живет у него. В декабре 1833 года Станкевич пишет Я. Неверову о своем новом друге: «Он каждый день почти ночует у меня»[48]. Они вместе проводят время в семье Беер, увлекаясь сестрами Натальей и Александрой, вместе готовятся к экзаменам, зачитываются немецкими поэтами, читают друг другу свои стихи, гуляют по Кремлю. Станкевич убеждает Красова заняться историей живописи для своей диссертации. «Общество, в котором я беседую еще о старых предметах, согревающих душу, — пишет Станкевич, — ограничивается Красовым и Белинским: эти люди способны вспыхнуть, прослезиться от всякой прекрасной мысли, от всякого благородного подвига!»[49].

Многое сближало Красова и с Белинским, перед талантом которого юный поэт просто благоговел, а Белинский видел в своем молодом друге поэта, способного