Ни единого предмета в моей комнате не должно быть убрано или передвинуто. У меня особые причины и цели в размещении каждой вещи, поэтому перестановка может нарушить мои планы.

Если тебе понадобятся деньги или совет по любому вопросу, мистер Марвин выполнит твои пожелания, на что у него есть мои исчерпывающие инструкции.

Абель Трелони

Я прочел письмо дважды, прежде чем высказаться, потому что боялся выдать себя. У меня были основания надеяться стать ее другом, поскольку она просила меня о помощи, едва пришла беда… но у любви свои сомнения. Разумеется, не следует предлагать себя на эту роль, хотя в ее взгляде был явный намек. Впрочем, когда у Маргарет появилась необходимость в чьей-то помощи, разве не послала она за мной, человеком почти незнакомым, если не считать встречи на званом вечере и короткой дневной прогулки на лодке по реке?! Возможно, самолюбие Маргарет будет задето, если она станет просить меня дважды? Нет, в любом случае ее следует от этого избавить. Поэтому, возвращая ей письмо, я сказал:

— Знаю, что вы простите меня, мисс Трелони, если я окажусь чересчур смелым. Несмотря на грустный повод, буду счастлив, получить привилегию стать вашим другом.

Вопреки мучительным попыткам девушки сохранить самообладание краска залила ее лицо и шею; спустя минуту, которая показалась мне вечностью, она тихо ответила:

— Я очень благодарна вам за помощь! — и почти сразу добавила: — Но вы не должны позволять мне проявлять при этом эгоистичность! Я знаю, что у вас много дел, и было бы нечестно распоряжаться вашим временем.

— Не беспокойтесь, — поспешил ответить я, — мое время принадлежит вам. Сегодня, после того как улажу все свои дела, я приду сюда и останусь до утра. Впоследствии, если потребуется, постараюсь, чтобы у меня было еще больше времени.

Маргарет смущенно молчала. Я заметил слезы в ее глазах, и она отвернулась. Заговорил детектив:

— Я рад, что вы поможете, мистер Росс. С разрешения мисс Трелони я тоже буду в доме, если позволит начальство в Скотленд-Ярде. Сейчас я отправлюсь в управление, а затем — к изготовителям сейфов. Когда я вернусь, вы, мистер Росс, сможете уйти с легкой совестью.

Когда за Доу закрылась дверь, Маргарет подняла глаза и на миг задержала их на мне; после этого я не поменялся бы местами и с королем. Потом она, попросив меня не сводить с отца глаз, поспешила прочь из комнаты.

Через несколько минут девушка вернулась с миссис Грант и двумя слугами, которые несли легкую железную кровать и постельные принадлежности. Маргарет сказала мне:

— Хорошо, если все будет готово к возвращению доктора. Подходящая постель окажется для отца удобней, чем диван. — Затем она придвинула стул поближе к отцу и уселась, наблюдая за ним.

Я обошел комнату, стараясь запомнить все, что увидел. И верно, в комнате хватало вещиц, вызывающих любопытство у любого человека даже при менее странных обстоятельствах. Это были восхитительные диковины, большей частью египетские. Комната была огромна, и в ней размещалось большое количество предметов, некоторые из них весьма внушительных размеров. Я все еще осматривал коллекцию, когда внизу зашуршал гравий под колесами. Послышался звонок, и через минуту, постучав в дверь и услышав «войдите!», появился доктор Уинчестер в сопровождении молодой женщины в темном платье.

— Мне повезло! — объявил он. — Я быстро нашел ее, и она свободна. Мисс Трелони, это сиделка Кеннети.

Меня поразило то, как обе молодые женщины посмотрели друг на друга. По-видимому, я настолько привык мысленно оценивать личности свидетелей и делать выводы, исходя из их поступков и манеры поведения, что эта привычка стала частью моей жизни. В данный момент меня волновало все, что касалось мисс Трелони, и, поскольку гостья явно заинтересовала ее, я принялся внимательно рассматривать сиделку. Сравнивая их обеих, я каким-то образом больше узнал о той, что занимала мои мысли. У Маргарет была прекрасная фигура, смуглая кожа и тонкие черты лица. Ее глаза просто завораживали: большие, широко открытые, черные и мягкие, как бархат, они обладали таинственной глубиной, напоминая черное зеркало, в которое заглядывал доктор Ди,[2]совершая свои колдовские обряды. Во время пикника один старый джентльмен, известный путешественник по Востоку, сравнил их с сиянием ламп мечети, видимым через открытую дверь. Изогнутые черные брови подчеркивали красоту глаз. Волосы у нее тоже были черными, тонкими как шелк — обычно такой цвет волос говорит о большой энергии, отображает стихию сильной натуры, но в данном случае об этом не могло быть и речи. В Маргарет чувствовались утонченность и хорошее воспитание. В ней не было намека на слабость, но сила ее была скорее духовного, чем физического происхождения. Она была само совершенство и гармония. Осанка, фигура, волосы, глаза, полный рот, словно освещавший своими алыми губами и белыми зубами нижнюю часть лица, подобно тому как глаза освещали верхнюю, длинные изящные пальцы и рука с необычайно гибкой кистью — все это создавало женщину, поражавшую своей грацией, душевностью, красотой и очарованием. Она никоим образом не была застенчивой. Она управляла домом уверенно и спокойно, как подобает высокородным особам, и это было тем более удивительно, если иметь в виду ее нынешнее состояние.

Сиделка Кеннети, напротив, была невысока ростом, плотного телосложения, с полными руками и ногами. Желто-каштановые густые волосы своим цветом напоминали осеннюю листву, а золотисто-карие глаза весело искрились на веснушчатом загорелом лице. Курносый нос и крупный роте широкими белыми зубами говорили о добродушной, неутомимой натуре.

Очевидно, по пути сюда доктор Уинчестер сообщил ей все необходимые подробности, и мисс Кеннети без единого слова занялась больным. Осмотрев постель и встряхнув подушки, она обратилась с каким-то вопросом к доктору, и тот дал ей указания; а затем мы вчетвером перенесли Абеля Трелони с дивана на кровать.

Сразу после полудня, когда возвратился сержант Доу, я поспешил в свое жилище на Джермин-стрит и отправил в дом Трелони с нарочным кое-что из одежды, книг и документов, которые могли мне понадобиться в ближайшие дни, затем поехал на службу.

В тот день суд заседал до вечера, и, когда я оказался у ворот дома на Кенсингтон-Палас-Гарденз, уже стемнело, пробило шесть вечера.

Меня поместили в большой комнате рядом с кабинетом мистера Трелони. Мы еще не распределили очередность наблюдения в эту ночь, и поэтому ранним вечером дежурства были неравномерными. Сиделка Кеннети, продежурившая весь день, легла отдохнуть, договорившись прийти снова в комнату больного поздно вечером. Ее сменили миссис Грант и сержант Доу, пожелавший завершить тщательный осмотр комнаты и прилегающих помещений. Доктор Уинчестер, столующийся у мисс Трелони, после ужина заменил их. В девять часов настал наш черед. Мисс Трелони заверила меня, что спала днем, а ночью намерена не сомкнуть глаз и наблюдать. Мы вошли в кабинет на цыпочках, так тихо, что склонившийся над кроватью доктор не услышал нас и заметно вздрогнул, когда поднял глаза и встретился с нами взглядом. Мне показалось, что Уинчестер несколько сердит на себя за мимолетный испуг, потому что он торопливо заговорил, пытаясь преодолеть свое смущение: