«Но ее – нет. Ее там нет».

Он припомнил, как стоял под дождем во дворе гостиницы и глядел на волшебную принцессу из сказки, заточенную в башне…

Воспоминание это не давало покоя, раздражая своей неотвязностью. Эрон заворочался на своей неудобной постели из колючего сена. Это всегда так, не правда ли? Идет человек верной дорогой, все делает правильно, решает свои проблемы – и тут на тебе, одна из этих!..

Ее близость причиняла боль и беспокойство подобно вонзившейся в тело стреле. Он тотчас понял по изящному изгибу длинной шеи, по невесомым пальчикам, скользящим по стеклу, по горделивой посадке головы, что эта не из служанок.

О, английская леди, самое рафинированное и нежное создание на свете – и самое опасное!

Эрон мог биться об заклад, что и она его заприметила. Правда, непонятно, кем она его сочла. Да и он хорош – стоял под ее окном как идиот, позволяя ей его разглядывать, давая возможность рассмотреть – так, словно спешил сообщить всему миру, что распоследний из подлецов лорд Эрон Арбогаст возвратился в Англию и что всем пора запастись камнями, чтобы его ими закидать!..

Эта встреча лишь доказывала его правоту. Женщины, подобные этой, заставляют мужчину терять голову, расставаться с бессмертной душой и честью. Вот если бы у мисс Амелии Мастерсон было в свое время хоть сколько-нибудь собственного здравого смысла…

Нет! Он не мог ни в чем винить Эми. Она была всего лишь глупенькой экзальтированной барышней, склонной к болезненным фантазиям и мелодраматичности. Однако она была невинна, наивна и нуждалась в твердой руке и руководстве. И что бы ни сделала Эми да и прочие герои той истории, Эрон ясно осознавал: это он не смог выполнить свой долг джентльмена по отношению к девушке, не сумел защитить ее…

Кто более всех виноват в трагическом конце мисс Эми Мастерсон, теперь уже было яснее ясного. Жребий пал на него. Тем не менее в один прекрасный день он сделается графом Арбодином и унаследует состояние. Ему лишь надлежит убедить старого графа, что он, Эрон, волшебно изменился. Что он более не прежний беспечный и избалованный юнец, которого изгнали из родного дома бесчестье и позор. Что он стал ответственным, обязательным человеком, что научился распоряжаться состоянием, что станет достойным хозяином Арбодина…

Если только он унаследует богатство, которое спасет его дом от разорения… Ему необходимо тщательно следить за финансами, совершая чудеса изворотливости, – что он собственно и делал последние десять лет. И если он сумеет доказать, что преуспел в этом, тогда дед его, возможно, уверует если не в честь Эрона, то хотя бы в его деловые качества, столь необходимые лорду.

От острого чувства вины и утраты Эрон вновь беспокойно заворочался на своем неудобном соломенном ложе. То он думал о состоянии своих финансов, то о состоянии своего наследственного имения… А временами вспоминал потрясенный взгляд деда, полный отвращения, – и его бросало в жар…

И вновь звучали в его ушах мольбы Хью Уэллса: «Ты наследник графа Арбодина! Он никогда не ополчится против тебя! А у меня нет никого… никого, кроме тебя!»

– Эй ты! Кучер!

Подняв голову, Эрон увидел чье-то лицо, обросшее бородой. Явившийся на чердак грум издевательски ухмылялся. Грубое слово готово было уже сорваться с языка Эрона, но он вовремя сообразил, что именно этот грум одолжил ему на ночь одно из своих одеял. Он мрачно кивнул, выражая признательность.

– Спасибо тебе, парень…

– Ну вот, началось – спасибо! – Веснушчатый грум презрительно фыркнул. – Еще ножкой шаркни и присядь в реверансе! Сдается мне, ты так долго возил джентльменов, что превратился в благонравную леди!

Губы Эрона помимо его воли сложились в улыбку: грубоватая щедрость и искренность грума согрели его сердце. Пустые размышления ни к чему путному не приведут. В конце концов он все еще топчет эту землю и знает, что стал теперь хорошим человеком, и впрочем, уже смирился и с тем, что мир может с этим утверждением не согласиться…

Эрон завернулся в пропахшее лошадиным потом одеяло и поглубже зарылся в золотистое сено. Никогда в жизни ему не спалось слаще!..

Поутру, сразу как прокукарекал петух, Эрон пробудился: неподалеку уже цокали копыта – грум прогуливал лошадь. Он наскоро умылся ледяной зеленоватой водой, собственноручно добытой из глубокого колодца.

В юности он даже представить не мог, что окажется когда-нибудь на такое способен…

В столь ранний час постояльцы еще не встали, поэтому Эрон наскоро перекусил хлебом с сыром в компании шумных слуг и запил нехитрый завтрак жидким пивом. Эта грубоватая веселая компания положительно ему нравилась. Но вскоре они со смехом отослали его приглядеть за его «франтом-господином», и Эрон, довольно ухмыляясь, направился в дом, чтобы навестить занедужившего слугу.

Хейстингза устроили с комфортом, достойным истинного лорда, в лучшей во всей гостинице комнате. Эрону сообщили, что на кровати свеженабитый матрас, а окна выходят на лужайку, а вовсе не на грязный гостиничный двор.

– В комнате даже конюшней не пахнет! – гордо объявил хозяин.

Эрон выслушал это заявление, даже зубами не скрипнув, хотя и помнил, как все утро вытаскивал из волос сено. Нет, он положительно горд собой! Номер Хейстингза хорошо прогрет солнышком, мебель тут крепкая и солидная, а довершали великолепие заботливые служанки. Эрону потребовалось порядочно времени, чтобы избавиться от всех этих женщин, хлопотавших вокруг «его светлости».

Но вот они остались одни. Взяв стул, Эрон присел подле ложа Хейстингза. Слуга лежал недвижимо, облаченный в последнюю приличную ночную сорочку своего хозяина и потертый, но все еще роскошный бархатный халат, а одеяло было подоткнуто со всех сторон столь безупречно, что напоминало корочку мясного пирога. Пирога, предназначенного для господского стола… Лицо Хейстингза было пергаментно-бледным, если не считать двух ярко-алых лихорадочных пятен, цветущих на щеках.

Эрон легонько потыкал слугу пальцем в грудь:

– Теперь можешь открыть глаза.

Хейстингз хрипло вздохнул и с трудом разлепил веки. Глаза его были воспалены.

– Прах их побери, этих девок, что лезут не в свое дело!

Слова эти не встретили в Эроне сочувствия.

– Ты продолжаешь начатую игру?

– Ну да… – Хейстингз фыркнул и закашлялся. – Хотя совестно молчать… особенно после того, как меня в десятый раз обозвали «светлостью». И так голова гудит, словно котел!

Эрон улыбнулся. Он уверен был в своем дюжем компаньоне: тот не проговорился бы даже мечась в жару и лихорадке.

– Ты непременно поправишься. Все, что тебе нужно, – это как следует отдохнуть и выспаться. Однако… – Эрон задумчиво покачал головой. – Ну, понимаешь… мне придется продолжать путешествие без тебя.

– Но ведь вы… – Хейстингз попытался приподняться на локтях, но тотчас же зашелся в сильном приступе кашля. Эрон протянул ему кружку с водой и заботливо уложил больного на подушки. – В-вы… вы не можете так вот уехать, – хрипел Хейстингз. – Вот увидите, я тотчас встану на ноги…