Все было против меня, кроме дороги, которая, ни на что не жалуясь и не строя никаких расчетов, хотела, чтобы мои ноги ею обладали. Я стиснул зубы, поднял голову, отметив машинально, что иду под уклон, и ускорил шаг, оставляя позади глухой порывистый звук от ботинок, принадлежавших когда-то Лауру, моему лучшему другу.

Постоянно приходилось жмуриться, и вдруг с последним всплеском угасающей мысли я безотчетно похолодел от ужаса. Спас резкий прыжок в сторону. Машина, ехавшая прямо на меня, громко засигналила и пронеслась впритирку. Казалось, что яркое солнце, обжигавшее мое лицо, о чем-то предупреждало. Я услышал хрип авто, пронесшегося на бешеной скорости, и едва успел отметить его голубой цвет, сразу же слившийся с небом, на котором в тот момент не было облаков. Отступив к обочине и попытавшись сообразить, в чем причина случившегося, я вдруг почувствовал, что вновь вышагиваю по асфальту, что было опрометчиво.

Может, уже на первых пядях этого пространства, предназначенного для транспорта, нет места для пешехода? Кто знает? Может, именно это хотел сказать мне автомобильный сигнал? Следовало уважать принятые человечеством условности. Или у этого водителя было сердце еще более черствое, чем большинство других шоферских сердец, не принимающих в расчет таких как я, без гроша в кармане затерявшихся в пути? Кто знает? Но на что можно рассчитывать, если ни о чем не просишь? Кто не рискует, тот не пьет шампанское. Выигрывает лишь тот, кто играет. Как я мог выиграть, если не рисковал? Сколько времени удалось бы сэкономить, проехав хотя бы час? Сто километров — два дня пути. Вот это была бы настоящая удача!

Я замедлил шаг. Мысль попросить подвезти показалась мне в ту минуту самым лучшим решением. Стал без конца поглядывать назад, чтобы определить тип автомобиля. Во-первых, я отдавал предпочтение малолитражкам и, во-вторых, тем, в которых сидел только водитель. Однако все они проезжали, не снижая скорости, никак не откликаясь на мой призыв. Мало кто утруждал себя тем, чтобы хотя бы взглянуть на меня и отрицательно покачать пальцем. Редко кто сигналил. Были и такие, что, ухмыляясь, еще сильнее давили на газ, будто хотели сказать мне: оставайся здесь, горемыка!

То, что поначалу казалось возмутительным, после нескольких часов ходьбы стало привычным. Каждый раз, заслышав рев машины, уже независимо от ее марки, я поднимал голову и правую руку, оставляя на несколько секунд большой палец вытянутым вверх. Это, помимо прочего, означало для меня, на первый взгляд, маленькую, а на деле огромную победу над самим собой, победу человека, идущего пешком и решившегося попросить, чтобы его подвезли. Жест получался автоматически и только когда я увидел, что солнце скрывается за холмами, стала очевидной бессмысленность моей затеи.

Правая рука устала сильнее, чем ноги. Но, как только появлялась машина (а в то вечернее время их было множество), какая-то непонятная внутренняя сила заставляла меня поднимать руку и к своему ужасу я слышал собственный голос, также автоматически отвечавший себе, что на этот раз повезет.

Не помню, сколько времени я пребывал в таком состоянии. К отчаянию добавились галлюцинации: будто бы я раздвоился и начал разговаривать с самим собой, находя оправдание всему происходившему с двух противоположных точек зрения. В конце концов голод и жажда, одолевавшие меня, одержали верх над надеждой поймать желанную попутку. Я увидел себя со стороны, шагающим молча. Ругательства, как в собственный адрес, так и в адрес тех, кому было наплевать на меня, иссякли. Наступило просветление.

Решил, что просплю большую часть ночи, устроившись точно так же, как утром — под развесистым деревом. А на рассвете следующего дня, еще до восхода солнца, вновь отправлюсь в путь. Только так я мог пройти как можно больше, прежде чем начнется жара. Продолжал идти, и моя рука с вытянутым вверх большим пальцем-попрошайкой сама поднималась при приближении машин, неизменно проезжавших мимо. Жест получался непроизвольно. И из-за этого я злился на себя: ну и дерьмо же ты, Эмануэл!

И вдруг нашелся выход. И очень простой: идти по другой стороне. Улучив удобный момент, без риска, я быстро перебежал шоссе. Так мне удалось избавиться от своего трусливого поведения. Встречный транспорт ехал в Сан-Паулу, куда ни за что на свете я не хотел возвращаться. Машины ехали с той же скоростью, но теперь — не туда, куда нужно было мне. Рука успокоилась. Я полностью подавил в себе желание поймать попутку. Теперь меня интересовало только одно — найти развесистое дерево, чтобы спрятаться под ним на ночь. Места вокруг были достаточно обжитыми и ухоженными. Реденькие лесочки с высокими деревьями как назло находились вдали от шоссе. Попасть туда незаметно можно было только под покровом ночи.

Но мне повезло. До наступления темноты, уже гасившей сияние зелени, обогнув небольшой ручей, я оказался вблизи деревьев, под которыми еще издали наметил провести ночь, и увидел белые домики, спокойно гнездившиеся на склоне небольшого холма. Прежде чем устроиться на ночлег, можно было добраться до жилья, попытаться раздобыть еды и расспросить о дорогах.

Мои мысли прервал необычный звук автомобильного клаксона, напоминавший скорее рев разъяренного быка. Машина медленно катилась в попутном для меня направлении. Это показалось странным, и пришлось прибавить шаг. Автомобиль продолжал настойчиво сигналить. Сам не знаю почему, но в этом было что-то пугающее. В страхе наткнуться на каких-нибудь злодеев я еще прибавил шагу, — и в конце концов побежал.

Необъяснимый ужас у меня вызвал белый хетчбек — спортивная модель с большими фарами и огромными колесами, диски которых были покрашены в цвет темного золота. Ускорять бег не имело никакого смысла, поскольку машина тоже увеличила скорость и вновь стала сигналить. Мгновенно над автострадой нависла гнетущая тишина. Никакого другого транспорта не было. Неожиданно раздался голос: идите сюда, пожалуйста, мы же не звери. Тут я увидел, что в машине находилось два человека. Я успокоился и остановился. Водитель тоже притормозил и поманил меня. Подождав несколько секунд и посмотрев направо и налево, осторожно пересек дорогу.

Человек спросил, куда я иду. И сразу, как будто мой ответ его и не интересовал, предложил подвезти. Я заупрямился, глупейшим образом сказав, что, мол, спасибо, не надо. Тогда молодая девушка открыла дверцу и тоном, не терпящим возражений, произнесла: «Не глупите, дорогой, садитесь, мы — люди мирные». Водитель подвинул пакеты, разбросанные на заднем сиденье, и, улыбаясь, с силой стукнул по ним со словами «тут все чисто, мой дорогой, садитесь». Но прежде чем я уселся, девушка взяла один из пакетов и предупредила: «Осторожно, он хрупкий, как яйцо». И затем попросила взять пакет на колени.

Блондин, сидевший за рулем, надавил на газ так резко, что застал меня врасплох. Удар головой был не сильный и всего лишь послужил предупреждением, что надо быть осторожным при торможении, трогании с места и на поворотах, вызывавших визг шин.

Автомобиль мгновенно набрал бешеную скорость. Казалось, что еще чуть-чуть — и я взлечу.

По правде говоря, сидеть было не слишком удобно, поскольку задняя часть кузова была сильно скошена, чтобы придать машине форму рыбы, а, может, какого-то зверя. Я слегка помассировал правой рукой голову и заметил, что девушка наблюдает за мной, хотя и продолжает болтать с белокурым шофером, как если бы они были одни. Вскоре, однако, она повернулась и, прервав беседу с блондином, еще раз попросила: «Поосторожнее с яйцами, мой дорогой!» Ее приятель довольно откровенно сострил по этому поводу. Острота не произвела ни малейшего впечатления. Девушка и без того постоянно улыбалась. Тем не менее она спросила: «Какие яйца?» Ясное дело, что речь шла не о его яйцах. Расхохотавшись, она обратила свою улыбку на меня. Я же покрепче уцепился за пластиковую ручку, находившуюся почти на потолке салона, потому что колеса вновь заскрежетали на очередном опасном повороте.