– Посветите, – попросила я и протиснулась на лестницу.

В висках заколотилась кровь, от стука закладывало уши. Несколько шагов дались мне нечеловеческим усилием воли. Сама не знаю, что меня туда потянуло. С другой стороны, я же биолог, а растительное образование вроде бы выглядело природным. Будь здесь лингвист, я бы, пожалуй, пропустила вперед ее.

– Только не вздумай трогать, – предостерегла антрополог.

Я рассеянно кивнула. Находка настолько меня заворожила, что если бы мне вдруг захотелось дотронуться до букв, я бы не удержалась.

И вот я подошла ближе. Удивилась ли я, что слова написаны на понятном языке? Да. Наполнило ли это меня радостью и страхом одновременно? Да. В голове тут же созрела тысяча новых вопросов, но я задушила их и самым спокойным голосом, на который только была способна в этот, несомненно, переломный момент, прочла:

– «Там, где покоится зловонный плод, что грешник преподнес на длани своей, произведу я семена мертвецов и разделю его с червями, что…» – Продолжение терялось в темноте.

– Что это? Слова?! – воскликнула антрополог.

Да, слова.

– Из чего они? – подключилась топограф.

Какая ей разница из чего?

В свете фонарей предложение отбрасывало пляшущие тени, как бы насмехавшиеся над моими тщетными попытками понять его смысл. Там, где покоится зловонный плод…

– Сейчас, подождите. Нужно подойти поближе. – Так ли мне это было нужно? Да.

Из чего же вы сделаны?…

Я даже не задумывалась об этом, хотя должна была. Я билась над значением написанного – тут не до сбора образцов. Но, слава богу, топограф задала этот вопрос: он помог перебороть навязчивое желание спускаться все дальше и дальше в темноту, читать и читать, пока текст не кончится. Слова эти нашли в моем сознании плодородную почву и не замедлили пустить корни.

Подойдя ближе, я вгляделась в первую часть предложения. Затейливые письмена были образованы некой густой, отстающей от стены растительностью, которую неспециалист принял бы за папоротниковидный мох. На самом деле мы, скорее всего, имели дело с разновидностью грибницы или иного многоклеточного организма. От букв тянуло сыростью, в которой угадывался запах меда. Миниатюрный лес едва заметно раскачивался, как водоросли на дне моря.

В крошечной экосистеме обитали какие-то существа – полупрозрачные, спрятавшиеся в зеленых зарослях. По форме они напоминали маленькие ладошки, «пальцы» которых венчали ярко-желтые наросты. Повинуясь дурацкому порыву – будто не изучала биологию и не прошла многомесячный курс выживания, – я наклонилась почти вплотную. Если написано, надо непременно прочесть, разве не так?

Было ли то, что произошло потом, к худшему или, наоборот, к лучшему – узнать не суждено. Потревоженный моим движением нарост на одной из ладошек в букве «Т» лопнул, брызнув золотистой пыльцой. Я мгновенно отпрянула, но все равно почувствовала, как что-то попало в нос, а в ноздри ударил приторный запах засахарившегося меда.

На негнущихся ногах я отошла еще дальше, мысленно помянув одно из самых забористых ругательств топографа. Мне живо представилось, как отреагирует психолог, когда я всем расскажу, что случилось. Оставалось одно: скрывать, – и этот инстинкт выработался у меня с детства.

Глубоко вдохнув, чтобы унять дрожь в голосе, я сказала:

– Похоже на грибницу, а буквы состоят из спорокарпиев. – Надо было ответить хоть что-то: кто сможет проверить, правда это или нет?

Видимо, внешне я казалась спокойнее, чем была на самом деле. Никакой тревоги со стороны топографа и антрополога, никакого намека на то, что они видели, как мне в лицо брызнула пыльца. Я стояла почти вплотную, а споры были крошечными. Произведу я семена мертвецов…

– Грибница? Спорокарпии? – тупо повторила за мной топограф.

– Подобный вид письменности не применяется ни в одном человеческом языке, – сказала антрополог. – Может, так общаются какие-то животные?

Я не смогла сдержать смех.

– Нет, таких животных нет.

Даже если есть, я так и не вспомнила их названия – ни тогда, ни потом.

– Ты ведь шутишь? Шутишь, да? – спрашивала топограф.

Она уже было собралась спуститься, чтобы разоблачить меня, но так и не сдвинулась с места.

– Буквы состоят из спорокарпиев, они же плодовые тела, – повторила я, словно в трансе.

Меня охватило оцепенение и одновременно с ним удушье, будто я не могла дышать – или не хотела, но это тоже была психическая реакция. Я вообще не ощущала никаких физиологических изменений. Впрочем, какая разница: в лагере вряд ли нашлось бы средство от чего-то столь неизвестного науке.

Но главным образом меня парализовала необходимость переварить произошедшее. Слова состоят из симбиотических плодовых тел неизвестного мне вида. Далее буквы выбрасывают споры, и значит, чем глубже мы будем спускаться, тем больше вероятность вдохнуть их и заразиться. Был ли смысл рассказывать остальным? Нет, решила я, это их только напугает. Эгоистично, согласна. И все же важнее было проследить, чтобы они не вдохнули споры сейчас, а позже вернуться с надлежащим снаряжением. Прежде чем делать хоть какие-то выводы, нужно проанализировать экологические и биологические факторы, а информации, как я все больше убеждалась, катастрофически не хватало.

Я вернулась в зал. Топограф и антрополог смотрели на меня так, будто ждали еще каких-то подробностей. Антрополог вообще была на взводе и не переставая вертела головой. Наверное, стоило придумать что-нибудь, чтобы хоть как-то ее успокоить… Но что рассказать им о словах на стене? Это либо небывальщина, либо безумие, а то и все вместе. Будь слова написаны на неизвестном языке, возникло бы гораздо меньше вопросов.

– Нужно выбираться наружу, – сказала я.

Не то чтобы я считала это лучшим вариантом, но следовало оградить спутниц от воздействия спор, пока не выяснится, как они повлияют на меня. Кроме того, останься я здесь, не справилась бы с искушением вернуться на лестницу и читать, читать… Топографу с антропологом пришлось бы удерживать меня силой, и неизвестно, что бы я тогда сделала.

Спорить они не стали. Во время подъема у меня на секунду закружилась голова, хоть мы и находились в замкнутом пространстве. Вместе с этим нахлынул ужас: казалось, стены сделаны не из камня, а из плоти, словно мы попали в глотку какого-то зверя.

* * *

Выбравшись наружу, мы рассказали психологу об увиденном, а я процитировала кусок предложения. Она крайне внимательно выслушала нас и решила сама взглянуть на слова. Я не знала, стоит ли ее отговаривать от этого, и в итоге просто предупредила:

– Только смотри сверху, не со ступенек. Кто знает, может, там токсины. Когда вернемся, нужно будет захватить респираторы. – Запечатанный контейнер с ними как раз сохранился с прошлой экспедиции.