Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через пять минут все его люди оказались на позициях и доложились по радио что готовы начать бой. У Гюнтера мелькнула, было, мысль о перехвате его сообщений радистом эсминца но он её отбросил. Радиочастот в эфире много, какова вероятность что тот окажется на той же что и немцы? Очень мала.
Сам оберштурмфюрер, благодаря отличному вождению Майснера, смог подобраться к окружённым пехотинцам врага на расстояние меньше километра. Хоть «Малыш» и не был теперь маленьким, лёгким, четырёхколёсным, пулемётным броневиком как три недели назад, а «прокачался» до восьмиколёсной пушечной бронемашины, но Георг всё равно умудрился втиснуть его габариты в какой-то узкий двухметровый по ширине проход между наваленными грузами под брезентом, откуда можно было легко выехать самому.
Распахнув крышку люка Гюнтер вылез наружу и встал ногами на башню, вскинув свой бинокль к глазам. Благодаря этому он смог обозревать обстановку, сам оставаясь невидимым по грудь. Осмотрев заполненный вражеской пехотой пирс Шольке предвкушающе улыбнулся. Те ни о чём не подозревали, всецело занятые спасением собственных горящих задниц. Они даже не смотрели в их сторону, только на корабль! Какая там караульная служба или хотя бы пара наблюдателей? Возможно, формально они где-то и были, но вот толку противнику от них точно нет. Ну что же, за такое пренебрежение к собственной безопасности наказывают очень жестоко, вплоть до смерти…
Глубоко вздохнув, Гюнтер поднёс к губам микрофон гарнитуры и буркнул в него только одно слово:
— Атака!
Уже через мгновение его слух уловил приглушенные хлопки миномётов, начавших свою веселье, и тут же впереди раздалось множественное «ррррр-рррррррр!», словно рычал какой-то исполинский пёс. Это пулемётчики стали «играть» на своих «MG-34», буквально выкашивая на расстоянии двести-триста метров густые группы неприятельской пехоты длинными очередями.
Раздались первые отдалённые крики вражеских солдат, поражаемых сотнями пуль. Застигнутые врасплох и абсолютно не ожидая этого, они десятками валились на асфальт, устилая его своими телами. В бинокль было видно как беспощадно те расплачивались за свою безалаберность и панику, злейший бич любой действующей армии. Немецкие пули разносили головы, впивались в тела, руки, ноги, выбивая кровавые клочья шинелей и рубах… Их крики утонули в грохоте стрельбы, а его пулемётчики продолжали свою безжалостную работу, старательно и добросовестно делая то чему их учили.
Через несколько секунд среди этого разворошённого муравейника взметнулись небольшие но хорошо заметные взрывы. Это упали первые мины, выпущенные из миномётов. Несмотря на небольшой калибр их действие, казалось, превзошло даже огонь из пулемётов. В густой толпе, пожалуй, ни один осколок не пропадал зря. Стоило такому взрыву расцвести на асфальте как вокруг него тут же все валились вниз, поражаемые маленькими кусочками металла. Кое-кому просто отрывало руки или ноги, и они истошно орали, бешено дёргаясь на заливаемом их кровью пирсе.
От такого воздействия всякое подобие порядка среди противника рухнуло окончательно. Очереди возле трапов рассыпались, люди кинулись кто куда, сами не зная где можно найти спасение. Про лежащих на носилках раненых все забыли и они беспомощно барахтались, словно перевёрнутые на спину черепахи, только без крепкого панциря. Гюнтер сам видел как некоторые обезумевшие беглецы наступали на них даже не замечая этого. Потом одна из мин взорвалась рядом с такими носилками и он увидел как вверх взлетели обломки, а также изуродованное тело раненого. Досталось и лежавшему рядом с ними санитару с медицинской сумкой на боку. Парня отбросило в сторону вместе с ещё парой пробегавших поблизости солдат, и он неподвижно застыл на животе в неудобной позе, скорее всего, погибнув на месте. Из его ран от бритвенных осколков сочилась кровь, смятый шлем откинуло, сумку разорвало на части…
Теперь на пирсе творился такой хаос какого Гюнтер в жизни не видел. Он улыбнулся, гордый собой, и велел Майснеру приготовиться. По самым скромным подсчётам, всего за полминуты уничтожающего огня его люди поразили не меньше двухсот солдат противника, если считать вместе с ранеными, и каждую секунду увеличивали их число. Учитывая тяжёлые раны от пуль и осколков мин в самое ближайшее время число погибших начнёт быстро увеличиваться, поскольку оказать им помощь будет некому. Пока ещё живым товарищам явно не до них, самим бы спастись. А Гюнтер вовсе не собирался тратить собственные, весьма невеликие запасы медикаментов на вражеских солдат. Они наверняка понадобятся самим эсэсовцам, а он не какой-то гуманист, которому всех жаль. Есть свои и есть чужие, соответственно, и обращение к ним разное.
Но пора и самому вступить в дело, потому что он знал как это часто бывает в бою. Да, пока всё складывается просто отлично, никто и не помышляет о сопротивлении, но это только от неожиданности, ещё действует эффект внезапности. А вот потом начнутся совсем другие процессы, не такие радужные для немцев… Тут всё же не новобранцы собрались, так что паника скоро пойдёт на спад.
Самые умные сумеют спрятаться за любыми подходящими укрытиями, даже за трупами товарищей, и притвориться мёртвыми, благо это очень легко среди кучи залитых кровью тел. А самые смелые, в основном офицеры и сержанты, начнут брать ситуацию под контроль и организовывать сопротивление. К этому их будет толкать тот самый инстинкт самосохранения, который ранее заставил бросать позиции и бежать на побережье. И если раньше этот инстинкт работал на немцев то теперь уже наоборот. Конечно, вряд ли это сопротивление будет сильным, учитывая то что большая часть окружённых на пирсе не вооружена или же их оружие без патронов, но зачем давать им возможность сопротивляться или спастись? А ведь ещё есть экипаж эсминца, который может очень быстро изменить бой в свою пользу!
Уже сейчас Гюнтер видел как некоторые выжившие, лежавшие возле пустых трапов, извиваясь как червяки ползут к ним, явно намереваясь попасть на корабль. Этого нельзя было допустить! Все кто на берегу, должны остаться здесь, живые или мёртвые! А желательно чтобы и те кто уже на борту.
Поэтому он снова поднёс микрофон к губам и, соскользнув вниз, в броневик, сказал выжидающе смотревшему на него Георгу:
— Вперёд!
«Малыш» тут же взревел всеми своими 150 лошадьми и резво вынырнул из укрытия, с каждой секундой набирая скорость. Обладая массой больше 8 тонн он мог развивать скорость около 85 км/ч, естественно, по твёрдой поверхности.