– Луиза, я вас несказанно люблю, но в мои годы нужнодумать и о карьере… На что мы будем жить, черт возьми?

– Ну, это просто, – сказала практичнаяЛуиза. – Нужно как следует разорить Бриквиля, так, чтобы деньгиперекочевали ко мне, а уж потом я с ним разведусь, и у нас останется иресторан, и меблированные комнаты… Бриквиль, право, не пропадет, у него естьземля в провинции, та самая, отсуженная в наследство…

– Черт возьми, Луиза, вы меня ставите неизвестно вкакое положение! – в сердцах воскликнул д’Артаньян. – Шарль де Батцд’Артаньян де Кастельмор, владелец кабаре и меблированных комнат… Я как-никакгвардеец короля, прах меня побери!

– Но кто же вам мешает совмещать владение рестораном сгвардейской службой? – резонно возразила Луиза. – Коли уж даже еговеличество совмещает свои королевские обязанности с выращиванием и продажей нарынке зеленого горошка?

Крыть было нечем, и д’Артаньян, пораздумав, завел старуюпесенку, к которой прибегал не раз:

– Луиза, я еще так молод…

Его очаровательная и упрямая любовница многозначительноприщурилась:

– Шарль, до сих пор ваша молодость вам не мешалапроделывать со мной презанимательные вещи… Она вам не мешала и соблазнить менясамым целеустремленным и напористым образом…

– Мне? – воскликнул д’Артаньян. – Соблазнитьвас?

– Ну конечно, разве вы забыли? – промурлыкалаЛуиза. – Вы меня коварно соблазнили, гвардейский бесстыдник, как я нисопротивлялась, а потом научили всем этим развращенным забавам, при одномвоспоминании о которых меня вгоняет в краску…

– Я – ваc?

– Ну разумеется. У вас очень короткая память, Шарль.Я-то была так неопытна и, строго говоря, почти что невинна – мой бессильный илишенный всякой фантазии муженек вел себя так, что я даже не могла чувствоватьсебя женщиной… Но пришли вы, совратили меня и обучили столь бесстыдным вещам…

– Луиза! – в растерянности воскликнул гасконец.

– И вас даже не мучает совесть? Впрочем, –продолжала Луиза с загадочной улыбкой, – нужно признать, что эти вещидостаточно приятны… Шарль, вы не хотите, часом, вновь воспользоваться моейбеззащитной доверчивостью?

С этими словами, сияя дразнящей улыбкой, она решительноприблизилась к д’Артаньяну, уселась ему на колени и тонкими пальчикамираспустила верхний узел шнуровки корсажа.

– Луиза, это сущее безумие! – запротестовалгасконец, в котором благоразумие взяло верх над естественными побуждениямигвардейца, на коленях у коего восседает очаровательная, готовая к любымпроказам особа. – Сюда могут войти из зала…

– Вздор…

– Есть еще кабинет…

– Кабинет пуст, туда можно попасть только черезкомнатку, где мы с вами сейчас сидим. Есть еще, конечно, окно, но даже Бриквильне настолько глуп, чтобы лазить в свой собственный кабинет со двора, черезокно…

– Подождите, – сказал д’Артаньян, с тревогойнаблюдая, как шнуровка все более распускается. – Честное слово, ясобственными ушами слышал в кабинете некое шевеление, только что. Планшемимоходом упоминал, что ваш муж приставил кого-то из слуг за нами шпионить…

– Но ведь до сих пор все обходилось? Шарль, помогитемне справиться с этим шнуром…

– Луиза, в кабинете определенно кто-то есть!

– Какой вздор! – сказала Луиза, решительноприникая к его губам. После некоторого колебания д’Артаньян все же ответил наее ласки – пусть и довольно скромным образом.

Именно в этот миг дверь, ведущая в кабинет, с грохотомраспахнулась, ударившись о стену, и в проеме, словно разъяренный дух мщения,возник г-н Бриквиль с выражением лица, не сулившим ничего доброго.

Д’Артаньян оставил шпагу в передней. Г-н Бриквиль также былбез шпаги, зато держал в руках два пистолета со взведенными курками и еще парапистолетов была заткнута у него за пояс. Мельком подумав, что подобнойартиллерийской батареи с лихвой достаточно даже для пары-тройки гасконцев, неговоря уж об одном-единственном, д’Артаньян торопливо выпростал блудливуюдесницу из широко распахнутого декольте очаровательной хозяйки и постаралсяпридать себе равнодушный вид ни в чем не повинного случайного прохожего – что сего стороны было не самым разумным ходом, учитывая тот недвусмысленный факт,что Луиза по-прежнему восседала у него на коленях, обнимая за шею. Оба застыли,словно оглушенные ударом дубины, а грозный муж удовлетворенно протянул:

– Презанимательные вещи, говорите? Бесстыдные забавы?Бессильный муженек, лишенный всякой фантазии, говорите? А не кажется ли вам,моя прелесть, что у меня все же есть некоторая фантазия? И в комнату через окнолазят не одни лишь дураки! Та-та-та, какая интересная у вас позиция!

Что характерно, физиономия у него была не сердитой, а скорееисполненной несказанного удовлетворения. Смело можно сказать, что г-н Бриквильвыглядел счастливым. Ревнивцы имеют такую особенность, что радуются вещам,которые заставляют их окончательно убедиться в собственном позоре и несчастии.Некоторые считают это болезнью. Как бы там ни было, ревнивец порой жаждетувидеть жену или любовницу в объятиях соперника. Все, способное подтвердить,что его подозрения – сущая правда, имеет для него ни с чем не сравнимоеочарование, и он никогда и ни от чего не получает такого удовольствия, как отконстатации собственного несчастья…

Д’Артаньян смятенно подумал, что подобное удовольствие отлицезрения собственной жены, застигнутой в объятиях любовника, следовало быпричислить к тому извращению, коим славятся итальянцы, – и карать точнотак же, без всякой жалости. К сожалению, у него не было ни времени, нивозможности убедить парижский парламент[9] незамедлительноввести дополнения в законы против извращенцев…

Луиза, очнувшись от оцепенения, наконец-то спрыгнула с коленд’Артаньяна и даже нашла в себе силы пролепетать:

– Сударь, мы как раз говорили о некоторыхусовершенствованиях в заведовании рестораном…

– Охотно верю, сударыня! – с саркастическимхохотом воскликнул г-н Бриквиль. – Запахнитесь хотя бы, а то, я вижу, нашпостоялец весьма усовершенствовал ваш туалет, приведя его к первозданнойпростоте! Прикройтесь, я вам говорю! До вас еще дойдет черед, а пока что мызаймемся вами, гвардейский вертопрах! Когда я служил в армии, кое-чемунаучился…

Д’Артаньян к тому времени тоже несколько опомнился и вскочилна ноги. Он внимательно следил за пистолетным курком – этому приему уже научилиего опытные вояки в роте. И, когда курок стал опускаться, гасконец моментальноупал на одно колено.