В пролом вошел очень крупный волк. За ним – крайне привлекательная девушка. Мозг библиотекаря и без того коротил, а вид девушки только добавил помех.

– К тому же, – сказал Ветром Сдумс, – вполне возможно, мне удастся завязать твои лапы у тебя же за спиной.

– И-ик!

– Он не обычный волк, можешь мне поверить.

– У-ук?

– А она с формальной точки зрения не совсем женщина, – добавил Сдумс значительно тише.

Библиотекарь посмотрел на Людмиллу, его ноздри снова раздулись, лоб наморщился.

– У-ук?

– Хорошо, возможно, я неловко выразился. А теперь будь хорошим мальчиком, отпусти меня.

Библиотекарь осторожно разжал свои объятия и спрыгнул на пол, стараясь держаться так, чтобы между ним и Волкоффым все время оставался Сдумс.

Сдумс очистил куски штукатурки с остатков своей мантии.

– Нам крайне необходимо узнать о жизни городов, – пояснил он. – А особенно меня интересует…

Раздалось едва слышное позвякивание.

Из-за ближайшей книжной полки беззаботно выкатилась проволочная корзинка. Она была наполнена книгами. Поняв, что обнаружена, тележка застыла на месте, сделав вид, будто никогда и не двигалась с места.

– Подвижная стадия, – прошептал Ветром Сдумс.

Проволочная корзина попыталась незаметно откатиться. Волкофф зарычал.

– Это то самое, о чем говорил Один-Человек-Ведро? – спросила Людмилла.

Тележка исчезла. Библиотекарь хрюкнул и бросился за ней.

– О да. Это, должно быть, что-то, способное быть полезным! – воскликнул Сдумс, вдруг испытав приступ почти маниакальной радости. – Так вот как все работает! Сначала появляется нечто такое, что тебе хочется сберечь, убрать куда-нибудь. Тысячи яиц гибнут из-за неблагоприятных условий, но это не имеет никакого значения, потому что тысячи и выживают. А на следующей стадии появляется нечто полезное, способное самостоятельно перемещаться, тогда как никому и в голову не может прийти, что эта штука оказалась здесь самостоятельно…

– Но разве город может быть живым? – удивилась Людмилла. – Он ведь состоит из мертвых частей!

– Как и люди. Взять, к примеру, меня. Уж я-то испытал все на собственной шкуре. Но отчасти ты права. Такого не должно происходить. Все это из-за избытка жизненной силы. Она… она нарушает равновесие. Превращает то, что нереально, в реальность. И это происходит слишком быстро…

Раздался вопль библиотекаря… Из-за длинного ряда книжных полок вылетела тележка и, бешено вращая колесами, помчалась к пролому в стене. За ней, вцепившись одной лапой в раму, летел, словно очень толстый флаг, орангутан.

Волкофф прыгнул.

– Волкофф! – закричал Сдумс.

Но тщетно. Сильный условный рефлекс гоняться за всем, что движется, тем более на колесах, представители семейства собачьих обрели еще в древние времена – в тот самый миг, когда первый пещерный житель скатил с холма свое первое бревно. Отчаянно щелкая зубами, Волкофф кинулся вслед за тележкой.

Его челюсти сомкнулись на колесе. Раздался вой, потом – визг библиотекаря, и орангутан, волк и тележка воткнулись в стену.

– Бедненький! Тебе больно, да?

Людмилла подбежала к поверженному волку и упала рядом с ним на колени.

– Она проехала прямо ему по лапам!

– А еще он, наверное, потерял пару зубов, – сказал Сдумс и помог библиотекарю подняться на ноги.

Глаза орангутана горели кровавым блеском. Тележка пыталась украсть его книги. Вероятно, это было лучшим доказательством того, что мозгов у тележек совсем нет.

Библиотекарь наклонился и оторвал у тележки колеса.

– Опа! – воскликнул Сдумс.

– У-ук?

– Это просто восклицание. И я согласен, здесь мне не цирк, – успокоил Сдумс.

Голова Волкоффа лежала на коленях Людмиллы. Он потерял один зуб и серьезно попортил шкуру. Открыв желтый глаз, волк заговорщически посмотрел на Сдумса. Людмилла чесала Волкоффа за ухом. «Наслаждается своим счастьем, – подумал Сдумс. – Еще чуть-чуть, он поднимет лапку и примется жалобно скулить».

– М-да, – неопределенно выразился Сдумс. – Так… А теперь, библиотекарь, нам понадобится твоя помощь.

– Бедный храбрый песик, – сказала Людмилла.

Волкофф поднял лапу и жалобно заскулил.

Тяжеленная туша казначея мешала второй тележке набрать скорость и догнать уже скрывшегося вдали товарища. К тому же одно ее колесо беспомощно волочилось по земле. Раскачиваясь из стороны в сторону, тележка едва не опрокинулась, выезжая за ворота.

– Я ее хорошо вижу! Просто отлично! – завопил декан.

– Нельзя! Попадешь в казначея! – заорал Чудакулли. – Испортишь имущество Университета!

Но декан ничего не слышал, непривычный рев разбушевавшегося тестостерона заглушал все окружающие звуки. Зеленая шаровая молния ударила в накренившуюся тележку. В воздух взлетели колеса.

Чудакулли глубоко вздохнул.

– Ты, придурок!… – заорал он.

Следующее произнесенное им слово было незнакомо волшебникам, которые не могли похвастаться грубым деревенским воспитанием, а потому ничего не знали о некоторых особенностях разведения скота. Но воплощение этого слова возникло всего в нескольких дюймах от лица аркканцлера, оно было толстым, круглым и блестящим, с ужасными бровями. Создание породило какой-то непристойный звук и взлетело повыше, дабы присоединиться к стайке прочих ругательств.

– Черт побери, а это еще что такое?

Возле его уха материализовалась еще одна тварь, несколько меньше предыдущей. Чудакулли схватился за шляпу.

– Проклятье! – Стайка увеличилась еще на одну особь. – Какая-то сволочуга укусила меня!

Эскадрон только что вылупившихся проклятий предпринял героическую попытку обрести свободу. Чудакулли безуспешно пытался их прихлопнуть.

– Убирайтесь, вы, проклятые…

– Нет, стоп! – крикнул главный философ. – Заткнись же!

Еще никто и никогда не приказывал аркканцлеру заткнуться. Затыкались обычно все остальные. Но от удивления аркканцлер все-таки заткнулся.

– Я имею в виду, что каждый раз, когда ты ругаешься, ругательства оживают, – поспешил объяснить главный философ. – Эти страшные крылатые твари появляются из ничего, на пустом месте.

– Паршивые гадины! – заорал аркканцлер. Хлоп. Хлоп.

Из обломков тележки выбрался ошеломленный казначей. Он нашел свою остроконечную шляпу, отряхнул ее, попытался надеть, потом нахмурился и вытащил из шляпы колесо. Коллеги, казалось, не обращали на него ни малейшего внимания.

– Но я всегда так разговаривал! – услышал он голос аркканцлера. – Нет ничего плохого в хорошем ругательстве. Заставляет кровь бежать по жилам. Осторожней, декан, одна из этих подлюк…