Нет, он это сделал. Адам Брэнсон колесит по стране, убивает уцелевших, чтобы отправить нас всех в Рай, или чтобы показать миру Правоверческое единение, или чтобы отомстить тем, кто донёс о трудовом миссионерском движении, я не знаю.

Агент спрашивает: «Ты понимаешь фразу отрицательная реакция общественности?»

Агент спрашивает: «Ты знаешь, чего будет стоить твоя карьера, если люди узнают, что ты не единственный уцелевший легендарного дьявольского Правоверческого Культа Смерти?»

Агент спрашивает: «Что если твоего брата арестуют, и он расскажет правду о культе? Он подорвёт всё, что команда авторов говорила миру о твоём жизненном пути».

Агент спрашивает: «И что потом?»

Я не знаю.

«Потом ты ничто,» — говорит он.

«Потом ты всего лишь очередной известный лжец,» — говорит он.

«Весь мир будет тебя ненавидеть,» — говорит он.

Он кричит: «Ты знаешь, к каким срокам заключения приговаривают за массовое надувательство? За искажение? За ложную рекламу? За клевету?»

Он подходит вполтную, чтобы прошептать: «Должен ли я тебе говорить, что в сравнении с тюрьмой Содом и Гоморра будут напоминать Миннеаполис или собор Святого Павла?»

Он скажет мне, что я знаю, говорит агент. Он поднимает ДСП с пола и заворачивает его в сегодняшнюю газету. Он говорит, что у меня нет брата. Он говорит, что я никогда не видел ДСП. Я никогда не видел моего брата. Я сожалею о смерти соц.работницы. Я скорблю по всей моей мертвой семье. Я глубоко любил соц.работницу. Я ей навеки признателен за помощь и руководство, и я каждую минуту молюсь о том, чтобы моя умершая семья не горела в Аду. Он говорит, что я обижен на полицию, атакующую меня, потому что она слишком ленива и не хочет найти настоящего убийцу соц.работницы. Он говорит, что я просто хочу забыть обо всех этих трагических грустных смертельных вещах. Он говорит, что я просто хочу продолжать жить.

Он говорит, что я доверяю моему замечательному агенту и очень дорожу его каждодневным руководством. Он говорит мне, что я глубоко признателен.

Прямо перед тем, как вошла горничная, чтобы убраться в комнате, агент говорит, что он отправит ДСП прямиком в машину для уничтожения бумаг.

Он говорит: «Теперь подними зад с постели, ты, ленивый мешок говна, и помни всё, что я тебе сейчас сказал, потому что когда-нибудь, очень скоро, тебе придется говорить это полиции».

Из туалетных кабинок по обе стороны от меня доносятся стоны и дыхание. Секс или движения кишок, я не вижу разницы. В стенках кабинки по обе стороны от меня имеются дырки, но я не могу в них смотреть.

Пришла ли сюда Фертилити, я не знаю.

Если Фертилити здесь и сидит рядом со мной, храня молчание, пока мы не останемся одни, я попрошу ее о самом большом чуде.

Рядом с дыркой справа от меня написано: Я сидел здесь, ждал упорно, хотел срать, но только пёрнул.

Рядом с этим написано: История моей жизни.

Рядом с дыркой слева от меня написано: Дрочи упорнее.

Рядом с этим написано: Поцелуй меня в зад.

Рядом с этим написано: С удовольствием.

Это в аэропорте Нового Орлеана, самом близком к СуперСтадиону аэропорте, где завтра состоится матч СуперКубка, где в перерыве я поженюсь.

А время уходит.

Снаружи в коридоре моя свита и моя новая невеста ждут меня больше двух часов, а я сижу здесь, потому что мои внутренности готовы вывалиться через задницу. Мои брюки спущены до уровня лодыжек. Бумажная подкладка для туалетного сидения поднимает уровень воды в унитазе, чтобы увлажнить мою голую кожу. Я чувствую густой запах человеческих дел с каждым вдохом.

Кабинка за кабинкой пустеют, но каждый раз, когда последний человек уходит, появляется другой.

На стене нацарапано: Ты знаешь, чем заканчиваются жизнь и порнофильмы. Единственная разница между ними в том, что жизнь начинается с оргазма.

Рядом с этим нацарапано: Все идёт к концу, который и есть самая волнующая часть.

Рядом с этим нацарапано: Какая тантрическая мысль.

Рядом с этим нацарапано: Здесь пахнет говном.

Последняя кабинка пустеет. Последний человек моет руки. Последние шаги к выходу.

В дырку слева я шепчу: Фертилити? Ты там?

В дырку справа я шепчу: Фертилити? Это ты?

Я всего лишь боюсь, что еще один человек зайдёт почитать газету и забудется при очередном захватываещем шести-этапном движении кишки.

Из дырки справа доносится: «Я ненавижу тебя за то, что ты назвал меня проституткой по телевидению».

Я шепчу в ответ: Прости. Я всего лишь читал текст, который мне давали.

«Я знаю это».

Я знаю, что она знает это.

Красный рот в дырке говорит: «Я звонила, зная, что ты предашь меня. Здесь свободой воли и не пахнет. Это то же самое, что у Иисуса с Иудой. Ты, в общем-то, всего лишь орудие в моих руках».

Спасибо, говорю я.

Шаги, кто-то входит в мужской туалет, и кто бы это ни был, он занимает кабинку слева от меня.

Я шепчу в дырку справа: Мы не можем говорить сейчас. Кто-то вошёл.

«Всё окей, — говорит красный рот. — Это всего лишь старший брат».

Старший брат?

Рот говорит: «Твой брат, Адам Брэнсон».

И в дырке слева показывается дуло пистолета".

И голос, мужской голос говорит: «Привет, маленький брат».

Пистолет, просунутый в дырку, вращается вслепую, показывая на мои ступни, показывая на мою грудь, мою голову, дверь кабинки, унитаз.

Рядом с дулом пистолета нацарапано: Отсоси его.

«Не дёргайся, — говорит Фертилити. — Он не собирается тебя убивать. Я это знаю».

«Я тебя не вижу, — говорит Адам, — но у меня шесть пуль, и одна из них должна найти тебя».

«Ты никого не убьешь,» — говорит красный рот черному пистолету. Они переговариваются через мои голые белые колени. «Он провел у меня в номере всю прошлую ночь, приставив пистолет к моей голове, и всё, что он сделал, это спутал мне волосы».

«Заткнись,» — говорит пистолет.

Рот говорит: «У него нет ни одной пули».

Пистолет говорит: «Заткнись!»

Рот говорит: «Прошлой ночью я видела еще один сон о тебе. Я знаю, что они сделали с тобой, когда ты был ребенком. Я знаю, то, что с тобой случилось, было ужасно. Я понимаю, почему секс тебя пугает».

Я шепчу: Со мной ничего не случилось.

Пистолет говорит: «Я пытался остановить это, но сама идея о том, что старейшины делали с вами, парни, привела меня в ужас».