Но нет, не помирились. Не по-настоящему. Она только притворилась – ради него. Не хотела, чтобы он мучился. Не хотела, чтобы он… снова сделал ей больно.

Да, именно так. В этом-то и был весь ужас.

Теперь, лежа в темноте, Карен поняла, что ее мнение о нем изменилось так же сильно, как изменился он сам. Она хотела, чтобы он был хорошим человеком или хотя бы лучше некоторых из тех, с кем она встречалась раньше, но в глубине души понимала – он ничем не лучше. После того, как ударил ее… после того, как изменился столь сильно… Секс больше не был приятным. Разбудив ночью, он сделал ей больно, а когда она попросила быть нежнее, просто кончил и повернулся к ней спиной.

– Я хочу поговорить с тобой. – Она потянула его за плечо. Он напрягся, а когда повернулся, она невольно отпрянула, отодвинулась как можно дальше – так напугало ее, даже в темноте, выражение его лица. Ей показалось, что он снова ее ударит.

– Оставь меня в покое, – сказал Джоэл, и что-то мелькнуло в его глазах. Что-то похожее на страх. Казалось, он обращается не только к ней, но и к кому-то еще, некоему невидимому существу, присутствие которого ощущал только он один.

Потом Карен задремала, и ей приснился сон. Не кошмар, но… В этом сне она оказалась в тесном помещении, почти в гробу, но при этом помещение было больше, чем гроб, и одновременно меньше. Как такое возможно? Ей не хватало воздуха, а рот и нос были забиты пылью.

Что хуже всего, она была не одна. И то, чье присутствие она ощущала, шептало. Что именно оно говорило, Карен не поняла и даже не была уверена, что все эти слова предназначались ей, но лились они безостановочно.

Снизу донесся какой-то шум, незнакомый звук, чужой в темноте дома. Смешок. Короткий, придушенный. В нем было что-то детское, но и неприятное тоже. Спонтанный всплеск радости, вызванный словом или действием, не столько смешным, сколько шокирующим. Смех над чем-то, над чем смеяться не до€лжно.

Карен осторожно откинула одеяло и спустила ноги на пол. Половицы не скрипнули. Почти все в доме Джоэл сделал сам и на совесть. Она прошла по ковру и приоткрыла дверь. Шепот. Но голос был его, а не тех, других, из ее сна. Другие. Раньше она этого не понимала. Их было много, этих других. Много голосов. Они говорили на одном языке, но разные слова.

Карен подошла к лестнице, опустилась на колени и посмотрела вниз между балясинами. Джоэл сидел около двери в подвал, поджав ноги под себя, руки на бедрах, пальцы сцеплены. Как маленький мальчик. Она даже почти улыбнулась.

Почти.

Джоэл разговаривал с кем-то, кто находился по ту сторону двери, ведущей в подвал. Эту дверь он всегда запирал на замок. Поначалу она не обращала внимания. Однажды, в первую неделю после переезда, Карен спустилась туда помочь ему красить и не увидела ничего необычного – коробки, запчасти, какой-то хлам. Потом она бывала там изредка, но всегда только с Джоэлом. Он не запрещал ей ходить туда, хитрец, а ей просто нечего было там делать. К тому же Карен не любила темных мест – наверное, поэтому ее так встревожил сон.

Затаив дыхание, она прислушалась. Джоэл шептал что-то, но ответа не было слышно. Он подождал, потом снова заговорил. Молча кивнул, словно в подтверждение какого-то аргумента.

Снова хихикнув, Джоэл тут же прикрыл рукой рот и машинально посмотрел вверх, но Карен успела отпрянуть в тень.

– Это плохо, – сказал он. – Ты плохой.

Он снова прислушался.

– Я пытался. Не могу. Не знаю, как.

Замолчал. Посерьезнел. С усилием сглотнул. Даже там, наверху, она ощутила его страх.

– Нет, – твердо сказал Джоэл. – Нет. Я не стану это делать. – Он покачал головой. – Нет. Пожалуйста. Не буду. Не проси. Ты не можешь просить об этом.

Он зажал ладонями уши, чтобы не слышать голос, который говорил только с ним. Поднялся.

– Оставь меня в покое. Прекрати. – Он уже почти кричал. – Перестань шептать. Перестань.

Он бросился вверх по ступенькам.

– Оставь меня в покое. – Она поняла по голосу, что он плачет. – Прекрати. Прекрати. Хватит.

Карен проскользнула в спальню и юркнула под простыню за секунду до того, как Джоэл открыл дверь и вошел в комнату. Он сделал это так шумно, что она не могла не отреагировать, но постаралась изобразить удивление.

– Милый? Ты в порядке? – сонно спросила Карен, отрывая голову от подушки.

Он не ответил.

– Джоэл? Что случилось?

Он шагнул к ней, и она испугалась. Он опустился на край кровати, коснулся рукой ее волос.

– Прости, что ударил. Но я никогда не сделаю тебе ничего плохого. По-настоящему плохого. – Живот скрутило, и она испугалась, что не добежит до туалета. По-настоящему плохого… Как будто давать оплеуху время от времени – это нормально, но только за дело, только когда не в меру любопытная сучка начинает задавать неположенные вопросы или развлекает сыщиков в кухне. Только тогда. И наказание должно соответствовать преступлению. А потом она может раздвинуть ноги, и они помирятся, и все будет хорошо, потому что он любит ее, и это именно то, что делают люди, когда любят друг друга.

– Когда я ударил тебя, – продолжал Джоэл, – это был не я. Это было что-то другое. Как будто я стал марионеткой, и кто-то дергал за ниточку. Я не хочу обижать тебя. Я люблю тебя.

– Знаю, – ответила Карен, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. Получилось только наполовину. – Милый, в чем дело?

Он прислонился к ней, и она почувствовала, как по его щеке текут слезы. Она обняла его.

– Мне приснился плохой сон. – Ей показалось, что она слышит в нем того маленького мальчика. Она посмотрела вниз и увидела, что он смотрит на нее. Смотрит расчетливо, недоверчиво и как будто даже с затаенной усмешкой, словно они оба ведут здесь какую-то игру, но только он знает правила. Это длилось мгновение, а потом глаза закрылись, и он уткнулся лицом в ее груди. А она крепко обняла его, хотя больше всего ей хотелось оттолкнуть, убежать из этого дома и никогда, никогда не возвращаться.

* * *

Стресс разрушает мозг – вот чего они не понимали на родине, не понимали те, кто не был здесь. Даже армия этого не понимала, а когда поняла, было слишком поздно. Возьми небольшой отпуск, говорили они. Побудь с семьей. Побалуйся с подружкой. Займи себя чем-нибудь. Найди работу, войди в нормальную колею.

Но он не смог бы сделать это, даже если бы ноги не заканчивались ниже колен, потому что стресс как яд, токсин, который проникает в организм, но затрагивает только один жизненно важный орган – мозг. Он помнил, как в тринадцать лет угодил в автоаварию на шоссе 1 незадолго до смерти отца. Катастрофы не было. Грузовик проскочил на красный свет, и удар пришелся со стороны пассажирской двери. Он сидел сзади, со стороны водителя. Чистая удача: на том участке дороги было агентство по продаже автомобилей, и около него в хорошую погоду всегда стояли клевые машины. Ему нравилось смотреть на них, представлять себя за рулем самых лучших. Если бы не это, он сидел бы на другой стороне и разговаривал бы с отцом, и кто знает, чем бы все тогда закончилось. Потом, когда тягач ушел и полицейские из Скарборо отвезли их домой, он вдруг побледнел, затрясся и его вырвало.