Учитель прекрасно знал, что некоторые из его предложений были провозглашены еще Французской революцией, они содержались во Всеобщей декларации прав человека ООН, в Великих хартиях многих стран. Единственная разница заключалась в том, что учитель мечтал взять положения этих хартий и внедрить их в души людей без границ.

«Нет ничего утопичнее этого», — едва слышно прошептал я. Но учитель прочитал эти слова по моим губам.

— Вы правы. Нет ничего утопичнее, виртуальнее и романтичнее. Но уберите утопию, и мы превратимся в машины. Уберите надежды, и мы превратимся в рабов. Уберите мечты, и мы превратимся в автоматы. Если бы ведущие предприниматели и политики думали так, как думаем мы, то две трети проблем человечества были бы решены в течение месяца. И это отнюдь не утопия, не виртуальная мечта.

Я кивнул, не боясь подтвердить, что он прав. Вспомнилось, как я сам не раз чувствовал себя машиной, давая студентам совет стать обучающимися машинами. Лицо учителя светилось убежденностью, голос звучал более размеренно, чем обычно. Этот день был для него особенным. Чувствовал ось, что он скажет нам еще что-то важное. Вслед за этим он рассказал притчу о коконе:

— Две гусеницы строили себе коконы. В этой защищенной среде они превратились в прекрасных бабочек. Когда обе бабочки были готовы выйти и пуститься в свободный полет, ими овладели сомнения. Одна бабочка, считавшая себя слабой, подумала: «Жизнь там, снаружи, таит много опасностей. Меня может разорвать на куски и съесть какая-нибудь птица. И даже если я не достанусь хищнику, я могу пострадать от непогоды. Меня может поразить удар молнии. Дождь повредит мои крылышки, и я упаду на землю. Кроме того, весна кончается. А что будет, если не хватит нектара? Кто мне поможет?» Опасностей и в самом деле было много, и маленькая бабочка была по-своему права. Напутанная всем этим, бабочка решила не улетать. Она не покинула защищавший ее кокон, но, поскольку поддерживать жизнь там было нечем, бабочка умерла от голода, от жажды и, что еще хуже, так и осталась в мире, который сама и соткала.

Поведав нам эти соображения, учитель продолжал:

— Другая бабочка тоже была обеспокоена; ее страшил мир там, за пределами кокона. Она знала, что многие бабочки более одного дня вне своего домика не жили. Но она любила свободу больше, чем страшилась опасностей. И вылетела, вылетела навстречу всем неожиданностям. Она предпочла стать путником, пребывающим в поиске того единственного, что определяет ее сущность.

Рассказав нам эту притчу, учитель открыл нам свой замысел.

Сначала он сделал небольшую паузу для того, чтобы прослушать прекраснейшую песню, которая, казалось, была спета в его честь, потом дал ряд простых и вместе с тем глубоких советов. Их было так много, что я с трудом успевал записывать.

— Я позвал вас так рано, потому что собираюсь отправить вас в двухдневный поход, в котором вы испытаете то, что составляет основы общественного опыта «человека без границ». Я отправлю вас парами в область общественных отношений. У вас не будет ни кошелька, ни денег, ни чеков, ни кредитных карточек, ни продуктов питания, ничего такого, что обеспечивает вам выживание, ничего, кроме лекарств и средств личной гигиены. Ешьте то, что вам дадут, спите на том, что вам постелют. Не дискриминируйте никого. Если кто-нибудь отвергнет вас, не протестуйте, отнеситесь к этому беззлобно. Действуйте как социальные терапевты. Давайте, и воздастся вам. Не ставьте себя выше других, не защищайте свою веру, не навязывайте свои взгляды, пусть от вас исходит дух гуманности. Спрашивайте встречных, чем вы можете быть им полезны. Вступайте в диалог с людьми, узнавайте то, что они держат в тайне. Выявляйте среди людей, которые никому не известны, людей выдающихся. Не смотрите на них со своей точки зрения, а смотрите с их собственной точки зрения. Не вмешивайтесь в их личную жизнь, не пытайтесь управлять ею, идите так глубоко, как они позволят сами. Слушайте их смиренно, даже тех, кто решил отказаться от жизни, побуждайте их слушать самих себя. Если они услышат себя, то это будет значительно лучше, чем если услышат вас. Помните, что царство знаний принадлежит смиренным.

Дав нам эти рекомендации, он, казалось, почувствовал беспокойство и предупредил нас:

— Мы живем в третьем тысячелетии. Продавать мечту стать человеком без границ в обществе, достигшем апогея индивидуализма, представляется самым большим абсурдом из всех абсурдов. Быть солидарным, добрым и внимательным, когда люди этого просят, — это уже нечто экстраординарное. А представьте себе ситуацию, когда вас об этом не просят. Вас будуг называть фанатиками, душевнобольными, сумасбродами, прозелитами. Однако, раз они принимали меня, примут и вас.

Помимо этого учитель не дал нам больше никаких указаний насчет того, как общаться с людьми, и не подсказал, кого следует искать: богатых, бедных, культурных, безграмотных, жителей центра или периферии. Он не дал нам карт. Ветер шевелил его волосы, а мы вспотели. Его предложение не могло не породить чувства озабоченности. Лично я подумал: «Ничего у нас не получится. Нас не так поймут. А может быть, вообще побьют и прогонят. А что, если я встречусь с кем-нибудь из моих коллег-преподавателей? Что они потом обо мне скажут?»

— Существует много способов сделать что-либо на пользу человечества, — дополнил учитель, — но ни один из них не похож на спокойную прогулку, ни один из них не проходит под несмолкающий гром аплодисментов.

Способ, который предлагаю я, скорее породит недоверие к вам. С утра вы можете прославиться, а ко второй половине дня попасть в немилость. В какой-то момент вас оценят по достоинству, в другой обойдутся как с отбросами общества. Последствия непредсказуемы. Но я гарантирую, что вы преодолеете все трудности и выйдете из этого эксперимента еще более гуманными, еще более сильными, чем раньше, а на десерт получите то, что ни в каких книгах не прочтете. Вы поймете кое-что из того, что миллионы евреев пережили в фашистском плену, христиане на арене Колизея, мусульмане в Палестине, равно как и то, что поныне переживают верующие, проститутки, гомосексуалисты, негры и женщины.

Я подумал: «Если отправить Бартоломеу и Димаса представлять учителя без присмотра, может случиться катастрофа. Это как заставить студента-медика произвести хирургическую операцию без присутствия наставника». То, что учитель просил нас сделать, было социальным экспериментом, кардинально отличающимся от тех, которые я проводил, исследуя социологические феномены. Нам не нужно было ехать в Африку с благотворительной миссией, имеющей финансовую поддержку, не нужно было заниматься филантропией в каком — нибудь институте, выступать с лекциями о какой-либо религии или объявлять о создании новой политической партии. Это было чистой воды возвращение к истокам. Мы ничего не могли взять с собой, даже наш социальный престиж. Нам предстояло стать простыми человеческими существами, связанными с другими человеческими существами.

Испытывая нас, он сказал, что у нас есть выбор.

— Я вдохновляю вас выйти из кокона, по крайней мере в этот раз, но никто не обязан делать этого. Риск огромный, последствия непредсказуемы. Выбор ваш и только ваш.